Князь и дружина в Древней Руси

В.И. Сергеевич, опираясь на Лаврентьевскую летопись, утверждает, что «вече

было всегда от времен начального летописца и позднейшего, жившего в конце

XII в.»,[74] однако Б.Д. Греков уверен, что в период X-XII вв. веча

«молчали»[75]

С переменами, происходившими в социальной структуре восточнославянского

общества, менялась и сущность самого учреждения. Раннее «племенное» вече

эпохи первобытного строя или военной демократии, видимо, серьезно

отличалось от «волостного» веча второй половины XI-XII вв. Думаю, следует

не согласиться с Б.Д. Грековым о временном прекращении деятельности вечевых

собраний,[76] скорее, они продолжали функционировать, однако изменились.

Согласно «Повести временных лет», вече собирается и в X, и в XI, и в XII

вв. Вечевое собрание древлян, согласно «Повести временных лет», вместе со

своим князем Малом решает, как поступить при повторном сборе дани киевским

князем Игорем. «Слышавше же древляне, яко опять идеть [Игорь], сдумавше со

княземъ своимъ Маломъ».[77] В летописи прямо говорится о созыве веча князем

в 6523 (1015) г. – Ярослав Мудрый, перебивший накануне новгородцев, получил

известие о том, что власть в Киеве захватил Святополк Окаянный. «Заутра же

собрав избыток новгородеци, Ярославъ рече: «О, люба моя. Дружина, юже вчера

избих, а ныне быша надобе.» Утери слез, рече им на вече: «Отец мой умер, а

Святополк сидить Кыеве, избивая братью свою.» И реша новгородци: «Аще,

княже, братья наша исчезна суть, може по тобе бороти».».[78] По

свидетельству Лаврентьевской летописи, на вече 1147 г. «Придоша Кыян много

множество народа и седоша у святое Софьи слышати. И рече Володимир к

митрополиту: «Се прислал брат мои два мужа Кыянина, ато молвят братья

своеи.» И выступи Добрынъка и Радило и рекоста: «Целовал мя брат, а

митрополиту ся поклонял, и Лазаря целовал, и Кыяны все.» Рекоша Кыяне:

«Молвита, с чим вас князь прислал.» Она же рекоста: «Тако молвит князь.

Целовала ко мне крест Давыдовичи и Святослав Всеволодичь, ему же аз много

добра створих, а ноне хотели мя убити лестью. Но Бог заступил мя и крест

честный, его же суть ко мне целовали. А ныне, братья, поидета по мне к

Чернигову, кто имеет конь ли не имеет. То бо суть не менье одиного

хотели».».[79]

Вопрос о социальной структуре веча в исторической науке, пожалуй,

является самым дискуссионным. С.В. Юшков считал, что веча были массовыми

собраниями руководящих элементов города и земли по вопросам наибольшей

важности.[80] Близкого мнения придерживается И.Я. Фроянов, уточняя, что на

вечевых собраниях присутствуют как знатные, так и простые люди, воля

которых была решающей, им уступал и князь. Исследователь подчеркивает, что

на вече принимали участие не только горожане, но и сельские жители.[81] В

отличие от приведенных близких точек зрения П.П. Толочко, занимавшийся

изучением древнего Киева, полагал, что институт веча никогда не был органом

народовластия.[82] М.Б. Свердлов пришел к выводу, что в IX-X вв. простое

свободное население было лишено права участвовать в политическом управлении

государством, племенные народные собрания исчезли,[83] а значит, все

вопросы решали князь и его окружение.

По моему же мнению, источники не дают возможности однозначно ответить на

эти вопросы.

О порядке проведения вече в обыденном мышлении существует представление

как о своеобразных полуанархических сходках, на которых решение

определяется силой крика участвующих. На самом деле, согласно приведенному

выше отрывку Лаврентьевской летописи, можно предположить, что вече имело

достаточно четкую организацию. Перед нами отнюдь не хаотичная толпа,

кричащая на разные лады, а вполне упорядоченное совещание, проходящее с

соблюдением традиционных правил: сошедшиеся рассаживаются, ожидают начала

веча, которым руководил князь, митрополит, тысяцкий. Послы по традиции

приветствуют по очереди митрополита, тысяцкого, «кыян», что убеждает в

наличии на Руси XII в. сложившихся правил ведения веча.

Источники также позволяют определить круг вопросов, которые могли

решаться на вече. Он включает в себя вопросы войны и мира, судьбы

княжеского стола и княжеской администрации, проблемы, связанные с денежными

сборами среди горожан, распоряжение городскими финансами и земельными

ресурсами.[84] Интересно, что круг этих вопросов совпадал со сферой

проблем, обсуждаемых князем со своей дружиной, и это означает, что все они

– князь, дружина, вече – могли совместно или, напротив, порознь и

совершенно по-разному решать одни и те же задачи. При этом, конечно, должны

возникать конфликты, поэтому князь не всегда мог действовать по своему

усмотрению. Ему часто приходилось сталкиваться как со своим окружением, так

и с вечевым собранием. Можно предположить, что и вече, и князь являлись

носителями верховной власти, но проступает «как зависимость князя от веча,

так и малая дееспособность веча без князя но лишь в делах высшей

политики стояло вече во главе волости».[85]

Итак, можно сделать вывод, что вече своими корнями уходит в древнейшую

историю славян, оно развивалось на протяжении всей Киевской Руси и, по

мнению большинства исследователей, играло большую роль в решении вопроса

войны и мира, судьбы княжеского стола и администрации, финансовых и

земельных проблем.

Глава III. Древнерусская дружина

§ 1. Состав и эволюция

Князь и княжеская дружина, наряду с городским вече, олицетворяли собой

важнейшие государственные институты Киевской Руси.

Как пишет И.Я. Фроянов, слово дружина является общеславянским. Оно

образовано от слова «друг», первоначальное значение которого - спутник,

товарищ на войне.[86]

В русской исторической науке под дружиной принято понимать отряд воинов

(«Святополкъ же, и Володимиръ и Ростиславъ, исполчивше дружину,

поидоша»)[87] или ближайшее окружение князя («любяте дружину по

велику»).[88]

Когда и как появляется дружина у восточных славян, сказать трудно. О

происхождении дружины можно лишь предполагать, опираясь на косвенные данные

и аналогии. Как правило, когда речь заходит о подобных вопросах, привлекают

ранние свидетельства о дружинах древних германцев. В I в. н.э. у древних

германцев дружинники составляли особую группу. Она жила отдельно от своей

общины вместе с вождем. Дружинники существовали благодаря военным походам,

в которых захватывалась добыча, а также благодаря дарам от своих

соплеменников и соседних племен. Правом распределения полученных таким

образом средств обладал вождь. Его связывали с дружиной взаимные

обязательства личной верности. Дружина набиралась из знатных юношей и

доблестных воинов. Тацит также упоминает некоторое иерархическое деление

среди дружинников.[89]

Видимо, близкие характеристики имела и восточнославянская дружина. Однако

такой вывод мы можем сделать лишь по аналогии. Тем более, что в источниках

слово «дружина» явно не однозначно. Так, в рассказе о киевском восстании

1068 г. упоминаются две разные дружины: «Иначаша людие говорити на воеводу

на Коснячька; идоша на гору, съ веча, и придоша на двор Коснячковъ и не

обретиле его, сташа у двора Брячиславля и реша: «Поидем высадим дружину

свою ис погреба». Изяславу же седящу на сенехъ с дружиною своею…».[90]

Как видим, кроме княжеской дружины, здесь упоминается и «своя» дружина

восставших киевлян. Из кого в данном случае она состоит, сказать трудно, но

очевидно, что помимо княжеских дружин существовали и другие. Тем не менее,

в исторической литературе дружиной принято называть именно княжеский отряд

воинов.

Выделению княжеской дружины, по мнению А.А. Горского, способствует

разрушение родоплеменной структуры, охватившее славянский этнос в

V-VI вв.[91] С.В. Юшков считает, что княжеские дружины как круг его

ближайших соратников и сотрудников существуют с самого возникновения

Киевского государства.[92] Я соглашусь с обоими из них, поскольку

прообразом княжеской дружины Киевской Руси считаю вооруженные отряды

племенных вождей V-VII вв.

Несмотря на скудость источников, можно предположить, какова была

численность дружины и из кого она состояла. Одним из самых ранних

упоминаний о численности дружины русских князей является фрагмент из

записок Ибн-Фадлана, говорящего, что «вместе с царем русов в замке

постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей, его

сподвижников».[93] А.А. Горский поддерживает мнение Т. Василевского, что

дружина состояла из двухсот-четырехсот человек[94], с чем соглашается И.Н.

Данилевский[95], но М.Б. Свердлов полагает, что число воинов достигало

пятисот-восьмисот человек[96].

В проблеме состава дружины в исторической литературе наблюдается единство

мнений. Основным контингентом дружины, по мнению С.В. Юшкова, можно считать

«родовую знать, но и любой, кого князь считал ценным в военном деле мог

быть включен в число дружинников»[97]. Отсюда видно, что князь мог

принимать людей разных народов и племен, что подтверждают источники. Помимо

славян и варягов, в дружине состояли и угры (венгры), и торки, и другие

племена [98]. И.Д. Беляев считает, и с ним нельзя не согласиться, принимая

во внимание варяжское происхождение династии Рюриковичей, что первоначально

дружина состояла лишь из варягов. Но уже при Владимире Святославиче этот

элемент теряет свое первенствующее значение, поскольку, по мнению И.Д

Беляева, эти вольные и беспокойные дружинники могли стать помехой в

осуществлении его власти, а после смерти Ярослава летописи вовсе не

упоминают о варяжских дружинах.[99] Однако уже при Олеге варяги

воспринимают себя как коренное население (как славян). Такую ассимиляцию

рисует перед нами договор Олега с Византией 911 г., в котором его

дружинники клянутся «Перуном, богом своимъ, и Волосомъ, скотьемъ

богомъ».[100] И.Д. Беляев также говорит о том, что в дружине теперь

служили и венгры, и печенеги, и поляки, и половцы и др.[101]

Бесспорно, что княжеские дружины имели иерархическое строение. Как

правило, ее делят на «старшую», «младшую» и «среднюю» - группу «мужей»,

которую нельзя отнести ни к первой, ни ко второй.

«Старшая» дружина состояла из служивших отцу князя («дружина отня»). Она

переходит к младшим поколениям князей, вооруженная прежним влиянием и

авторитетом в дружинной и общественной среде. Чаще всего к этой группе

воинов относят бояр, реже мужей, С.В. Юшков полагает, что «из ее рядов

выходят тысяцкие, посадники и прочие представители княжеской

администрации».[102] Летописи пестрят рассказами о князьях, находящихся в

боярской компании при самых различных жизненных ситуациях, общественных и

бытовых: «… и отпевше литургию, обедоша братья на скупь, каждо с бояры

своими»,[103] «и изиде противу ему благоверный князь Всеволод с воима

сынъма и вси боляре, и блаженый митрополитъ Иоан с черноризци и с

прозвутеры. И вси кияне великъ плачъ створиша над нимъ»,[104] «Святополк

созва боляръ и кыянъ, и поведа имъ, еже бе ему поведал Давыдъ . И реша

боляре и людье…».[105] Старая традиция думы князя с дружиной была

основополагающей в отношениях князя с боярством. Что бы князь ни затевал,

он всегда должен был «явить» свой замысел служившим ему боярам, рискуя в

противном случае лишиться боярской поддержки, что грозило ему неудачей.

Князья иногда пренебрегали советом с боярами, но такие факты были редкими.

Однако со временем князь предпочитает ориентироваться на «среднюю» дружину,

не прислушиваясь к советам бояр,[106] но из «старшей» дружины неизменно

выделяются командиры «воев»,[107] ведь они самые опытные и доблестные.

«Средний» слой дружины составляли гридьба, как считают С.М. Соловьев и

И.Е. Забелин, или княжие мужи (С.В. Юшков, И.А. Порай-Кошиц).[108] Не

исключено, что в отличие от бояр, привлекавшихся к управлению, мужи

занимались только военной службой. Эти дружинники составляли основной

боевой контингент личных воинских сил князя. Постепенно князь предпочитает

опираться не на отцовских дружинников – бояр, а на своих сверстников.

Возможно, именно с этим связаны многочисленные упреки летописцев в адрес

князей в том, что они прислушиваются к советам «уных», пренебрегая мнением

старших: «И нача любити [великий князь Всеволод Ярославич] смыслъ уных,

свет творя с ними, си же начаша заводити княже правды, начаша ти унии

грабити, людий продавати, сему не ведущу в болезнех своих».[109] Возможно,

за этим скрывается постепенное усиление роли князя, стремившегося

избавиться от влияния дружины. Слой «средней» дружины составляли сверстники

князя. Как утверждает И.Н. Данилевский, они росли и воспитывались с князем

с 13-14 летнего возраста. Вместе с этими дружинниками князь обучался

военному делу, ходил в первые походы.[110] Отсюда понятно, почему их

позиция была ближе князю, отчего он искал поддержки среди сверстников.

Так же прочные узы связывали князя с «младшей» дружиной, куда входили

отроки, детские, милостники, пасынки, носящие в зависимости от отдельных

поручаемых им обязанностей мечники, метальники, вирники, и другие.[111] С

отроками источники знакомят нас раньше, чем с остальными представителями

«младшей» дружины – в X в.: «посемъ седоша деревляне пити, и по[42]веле

Ольга отрокомъ своимъ служити перед ними»,[112] «и рече Святославъ, кроме

зря, отрокомъ своимъ…».[113] Они находятся при князе, можно сказать,

неотступно. Отроки, прежде всего, слуги князя. Об этом можно судить по

взаимосвязи слов «отрок» и «слуга»: «и се слышавше вои, разидоша от него.

Борисъ же стояше съ отрокы своими [91] и се нападоша акы зверье около

шатра, и насунуша и копьи, и прободоша Бориса, и слугу его, падша на нем,

прободоша с ним».[114] Служебное назначение отроков выявляется в письменных

памятниках достаточно легко. «Повесть временных лет» рассказывает об

отроках, прислуживавших Ольге и Святославу.[115] В Пространной Правде

княжой отрок поставлен в ряд с конюхом и поваром: «аже в княжи отроци, или

в конюхе, или в поваре».[116] На основании материала Пространной Правды

можно сделать вывод, что отрок исполнял функции помощника вирника («А се

покони вирнии били при Ярославе: вирнику взяти семь ведер солоду на неделю

же овен любо полоть, любо две ногате; а в середу куна же сыр, а в пятницу

тако же то то вирнику с отрокомъ…»),[117] мостника («А се урок

мостъников»),[118] по мнению М.Б. Свердлова, и мечника, и самостоятельно

действующего лица по взиманию вир.[119] Отроки – не только домашние, но и

военные слуги князя. Святополк Изяславич имел 700 отроков, готовых к бою:

«Он [Святополк Изяславич] же рече: «имею отрокъ своих 700»».[120] Данные об

отроках говорят об их принадлежности к княжескому дому. Но вопрос об их

свободе остается открытым. Скорее всего, некоторые из них в прошлом были

рабами, однако, думаю, что среди них были и свободные, т.к. отрок мог

занимать обычную для свободного должность помощника вирника и, в общем,

находиться именно на службе.

Многие исследователи объединяют отроков и детских, что не вполне

корректно, т.к. они различались своими функциями и положением. Согласно

статье 86 Пространной Правды, «а железного плати сорок кун, а мечнику пять

кун, а пол гривны детскому; то ти железный урок, кто си в чемъ

емлеть».[121] Отсюда следует, что детский следил за испытанием железа на

суде, а значит, был главным исполнителем приговора в суде. Согласно статье

108 Пространной Правды, «аже братья растяжються перед княземъ о задницю,

которыи детьскии идеть и делит, то тому взяти гривна кун».[122] Выходит,

что в случае судебного раздела наследства между братьями детскому

полагается небольшая выплата. «Во время восстания во Владимире 1178 г. были

убиты не только княжеские посадники и тиуны, но и детские, и мечники «а

домы их пограбиша», а это значит, что детские имели дом подобно тиунам и

посадникам».[123] Из выше изложенного материала ясно, что деятельность

детских значительно более ограничена, отсюда их неравное положение.

С конца XII в. можно проследить, как «младшая» дружина постепенно

поглощается княжеским двором. В источниках появляется термин «дворяне». Со

временем княжеская дружина начала разрушаться, прикрепляться к земле, теряя

свою способность воевать, т.к. большая часть воинов для сохранения традиций

должна быть освобождена от управления и службы при княжеском дворе.

С.В. Юшков считает, что «уже к началу XI в. наметился процесс разложения

дружинных отношений, проявившийся в отрыве от княжеского двора наиболее

влиятельных дружинников».[124] Я также придерживаюсь мнения, что с расколом

дружины на «старшую» и «младшую» при постоянном росте различий между ними

стали проявляться симптомы распада дружины.

Подводя итог, следует отметить еще раз, что внутри древнерусской дружины

существовало иерархическое деление на «старшую», «среднюю» и «младшую».

Внутри каждой определенному социальному слою были присущи только его

определенные функции. С течением времени роль дружины в политических делах

и ее влияние на князя изменялись. Древнерусская дружина просуществовала до

XIII века.

§ 2. Князь и дружина

В письменных памятниках Древней Руси князь неизменно выступает на фоне

дружины, в обществе своих товарищей и помощников, деливших с ним и удачи, и

поражения.

Как замечает А.А. Горский, дружина «набирается и строится не по родовому

Страницы: 1, 2, 3, 4