Земские соборы

составилось из гостей и из торговых людей двух сотен, гостинной и суконной,

гильдий своего рода; рядовая торгово-промышленная масса столицы образовала

несколько черных сотен и с б д , которых можно приравнять к промысловым

цехам. На собор 1598 г. вызваны были 21 человек гостей, старосты высших

сотен 13 сотских черносотенных обществ. Гости, очевидно были призваны

поголовно, по своему званию, сколько можно было их тогда призвать: их и в

XVII в. было немного, обыкновенно два- три. Но сотенные старосты и сотские

были призваны или посланы на собор по должностному положению должности свои

они получали по общественному выбору, а не по назначению начальства как

головы дворянских сотен. Так суммарный призыв 1566 г. теперь заменился для

купеческих сотен призывом их должностных представителей.

Земский собор и земля. В описанном сложном составе обоих соборов

можно различить четыре группы членов: одна представляла собою высшее

церковное управление, другая - высшее управление государства, третья

состояла из военно-служивых людей, четвертая - из людей торгово-

промышленных. Те же группы отчетливо различает в составе промышленных

собора 1566г. и современный летописец. Он пишет, что государь на соборе

говорил со своими богомольцами, архиепископами и со всем Освященным

собором, “и со всеми бояры и с приказными людьми, да и со князи и с детьми

боярскими и с служивыми людьми, да и с гостьми и с купцы и со всеми

торговыми людьми”. Первые две группы были правительственные учреждения; две

последние состояли и лиц двух общественных классов. Только лицам этих

последних групп и можно придавать представительное значение. Но эти лица не

были представителями своих классов в нашем смысле слова, выборными

депутатами, специально уполномоченными представлять их только на соборе.

Это были все должностные или служилые люди, поставленные во главе местных

обществ по назначению или выбору и исполнявшие военноминистративные либо

финансовые поручения правительства. Значит, основой соборного

представительства был не общественный выбор по доверию, а правительственный

призыв по должности или званию. Если хотя приблизительно таков же был

состав собора 1550 г., то выясняется общая физиономия земских соборов XVI

в. На них правительство встречалось с обществом, призывало на совет людей

двух его классов, столичного дворянства и столичного же купечества. Но люди

этих классов являлись на собор не представителями общества или земли, а

носителями службы, общественными орудиями центрального управления. Иначе

говоря оба эти класса имели тогда значение представителей земли только по

своему правительственному положению, а не по земскому полномочию: это были

верхушки местных обществ, снятые правительством, пересаженные в столицу,

чтобы служить добавочными орудиями управления теми же обществами. Значит,

земский собор XVI в. был в точном смысле совещанием правительства с

собственными агентами. Таков первичный тип земского представительства на

Руси. Тогда иначе и не понимали народного представительства, как в смысле

собрания разностепенных носителей власти, органов управления, а не

уполномоченных общества или народа. Но по понятиям того времени такое

собрание было все-таки народное представительное собрание, имеющее власть

решать судьбы народа. Такой взгляд на народное представительство сложился

потому, что тогда и народ понимали далеко не по-нынешнему. Ныне понимают

так, что народное представительство есть выражение воли народа через

избираемых им представителей и что народ как политическое целое и есть

государство, а правительство - это только организация, связующая народ в

такое целое и создаваемая самим же народом. В Москве XVI в. думали, что не

народу подобает назначать выразителей своей воли, что для того есть

готовые, волею божией установленные извечные власти - правительство с его

подчиненными слугами, которое и есть настоящее государство; говоря проще,

народ не может иметь своей воли, а обязан хотеть волею власти, его

представляющей. На соборе, избравшем Бориса Годунова на царство, из

непривилегированных классов присутствовали только 13 сотских и притом

только от столичных черносотенных обществ; между тем акты об избрании

говорят про участие в этом деле “всенародного множества”, “всех

православных христиан всех городов Российского государства” и даже “всего

многобесчисленного народного христианства от конец до конец всех государств

Российского царствия”. Здесь говорит не одно приказно-книжное красноречие,

болезнь высших московских канцелярий: предполагалось, что всенародное

множество духовно присутствует на соборе и говорит устами своих невыборных,

прирожденных столичных представителей. Юридические фикции занимали гораздо

больше места в общественном сознании тогдашнего русского человека, чем

теперь. Фикция представительства рядовой народной массы высшими столичными

чинами складывалась не без участия русских церковных законоведов, как и

самый земский собор строился отчасти по подобию Освященного собора, у

которого заимствовал и свое название собора. В древнерусском церковном

обществе преобладала мысль, что настоящая деятельная церковь - это

иерархия. Потому церковный собор по своему составу был собранием только

пастырей и учителей церкви. И земский собор XVI в. вышел собранием

руководителей всех частей государственного управления, представителей всех

ведомств, действовавших вне собора раздельно, в кругу своих особых задач. В

земском соборе видели, как бы сказать, представительство государственной

организации. То живое, конкретное содержание, которое жило и работало в

рамках этой организации, управляемое общество или народ, рассматривалось не

как политическая сила, способная говорить на соборе устами своих

уполномоченных, не как гражданство, а как паства, о благе которой могут

думать сообща только ее настоятели. Земский собор был выразителем ее

интересов, но не ее воли; члены собора представляли собою общество,

насколько управляли им. Нужно было пережить страшное потрясение, испытанное

государством в начале XVII в., чтобы переломить этот взгляд на народное

представительство и сообщить дальнейшим земским собором настоящий, не

фиктивный представительный состав.

Соборный представитель. При изложенном составе соборов не может быть

вопроса о системе соборного представительства, о том, было ли это

представительство сословий, чинов или еще какое другое. Если собор

представлял что-либо, то только столицу; но в этой столице

сосредоточивались властные, руководящие элементы всей земли. Поэтому и

можно сказать, что собор представлял землю посредством столицы и самую

столицу представлял лишь настолько, насколько она представляла землю. Тем

же составом собора определялось и значение соборного представителя. Он шел

на собор по должности, по служебному званию или положению. Правительство ли

в силу этого призывало его на собор или его посылало туда общество, во

главе которого он стоял,- это в сущности было все равно, как скоро лицо,

становившееся во главе известного общества из его же среды, по назначению

или по выбору, в силу своего положения признавалось естественным,

непременным представителем своего общества во всех случаях, когда оно

нуждалось в представителе. Оба источника представительных полномочий,

общественный выбор и правительственный призыв по должности, тогда не

противополагались один другому как враждебные начала, а служили

вспомогательными средствами друг для друга; когда правительство не знало,

кого назначить на известное дело, оно требовало выбора, и, наоборот, когда

у общества не было кого выбрать, оно просило о назначении. Дело было не в

источнике соборных полномочий, а в отыскании надежного исполнителя

соборного решения. На соборе нужен был не мирской челобитчик,

уполномоченный ходатайствовать перед властью о нуждах и желаниях своих

избирателей, а правительственный или общественный делец, способный отвечать

на запросы власти, дать совет, по каким делам она его потребует. Потому на

собор призывали из общества не людей, пользовавшихся доверием местных миров

и общественных классов по своим личным качествам и отношениям, а людей,

стоявших во главе этих миров или классов, по своему положению знакомых с их

делами и мнениями и способных исполнять решение, принятое на соборе. Такое

положение среди местных обществ занимали столичное дворянство и высшее

столичное купечество. Высказывая свое мнение на соборе или принимая его

решение в присутствии центрального правительства, люди этих классов, как

его исполнительные органы, тем самым обязывались проводить это мнение или

решение на тех служебных постах, какие укажет им правительство. Такой тип

представителя складывался практикой соборов XVI в. Представителя-

челобитчика “обо всяких нужах своей братии”, каким преимущественно являлся

выборный человек на земских соборах XVII в., совсем еще не заметно на

соборах XVI в. Значит, целью собора XVI в. было объединить мнения и

действия высшего правительства и его подчиненных органов, давать первому

справки о том, что думают о положении дел и как относятся к соборному

вопросу люди, которые будут ответственными проводниками решения, принятого

властью на основании наведенных справок и выслушанных мнений.

Соборные совещания. Эта цель всего явственнее выступает в приговорной

грамоте собора 1566 г. Из нее видим, что собор был открыт речью царя,

который поставил на обсуждение собора вопрос, как ему стоять против своего

недруга, мириться ли, отступившись от ливонских городов, взятых королем под

свою защиту, или продолжать за них войну. Соборный акт составился из

письменных мнений, поданных в ответ на этот вопрос группами, на которые

разделился собор. Эти группы образовали: 1) духовенство монашествующее,

архиепископы, епископы, архимандриты, игумены и старцы в числе 32 лиц, т.

е. Освященный собор, 2) бояре, окольничие и другие сановники с 7 дьяками

высшего ранга в числе 30 человек, т.е. Боярская дума, 3) дворяне первой

статьи или степени в числе 97 человек и 4) дворяне и дети боярские второй

статьи в числе 99 человек - те и другие принадлежали к столичному

дворянству, 5) три торопецких помещика и 6) шесть великолуцких - те и

другие тоже столичные дворяне, выделившиеся в две особые местные группы, 7)

дьяки московских приказов, 33 человека и 8) гости и купцы, москвичи и

смольняне, те и другие - столичные купцы двух высших разрядов,

соответствовавших сотням гостиной и суконной в соборной грамоте 1598 г.-

всех с гостями 75 человек. Член думы печатник Висковатый не согласился с

остальными думными людьми и “мысль свою сказал” особо, подал отдельное

мнение, а смоленская гильдия, разделяя мнение своей братии, остального

столичного купечества, внесла от себя дополнительное замечание. Видим, что

члены собора группировались довольно разнообразно, по учреждениям, по

чинам, общественным классам и даже частью по местностям. Замечаем далее,

что собор был хорошо осведомлен по вопросу, который ему предложено было

обсудить: высшие группы, даже духовенство, входят в такие подробности

международные, политические, географические и стратегические, что,

очевидно, правительство сообщило собору достаточные данные для

разностороннего суждения о деле. Члены каждой группы обсуждали вопрос

особо, “межи себя говорили о литовском деле”. Но и в резолюциях, и в их

мотивировке, даже в отдельных выражениях столько сходства, что возникает

мысль, не предшествовали ли групповому обсуждению вопроса общие совещания,

на которых выработаны были наиболее веские соображения, усвоенные всеми

группами или их большинством. Но при этом мнения групп не теряли своей

профессиональной об своеобразности: каждая группа смотрела на вопрос с

своей точки зрения, указанной ее общественным положением. Мнение

духовенства очень решительно; оно рассматривает дело преимущественно с

нравственно-религиозной стороны и не без диалектики. Велико смирение

государя: во всем он уступает. Столько городов уступил там-то и там-то;

пленных полочан отпускает даром, своих выкупает. Велика его правда перед

королем; больше уступить ничего нельзя. Уступить королю ливонские города -

разорение церквам, которые государь в Ливонии поставил, Пскову теснота

будет великая и всем купцам торговля затворится. Неправда короля та, что,

взявшись защищать ливонские города от Москвы, он побрал их московскими же

руками. Ливонские немцы отдались ему, обессилев от московского наступления;

а без того мог ли он хоть один город ливонский взять? А Ливонская земля от

прародителей, от великого государя Ярослава Владимировича - достояние

нашего государя. Потому духовенство приходит к воинственному заключению -

не мириться, за ливонские города стоять, “а как стоять, в том его

государева воля, как его бог вразумит: наш долг за государя бога молить, а

советовать о том нам не пригоже”. Бояр и других думных сановников больше

занимают виды политические и дипломатические. Они предусматривают опасности

перемирия, в продолжение которого король соберется с силами и укрепится в

Ливонии. Лучше продолжать войну, особенно ввиду внешних затруднений Польши,

“а нам всем за государя головы свои класть”. Впрочем, во всем воля божия да

государева, “а нам как показалось, так мы государю и изъявляем свою мысль”.

Дворяне разных групп комбинируют по-своему соображения старших, духовенства

и думных людей. Они как будто даже смущены тем, что их спрашивают о таком

важном государственном деле. Воля государя, как сделать свое государево

дело, а они, холопи государевы, ведь только служилые люди, на конях сидят и

с коня за государя помрут; велит государь, и они на его дело готовы, за

одну десятину отвоеванной у недруга земли головы свои покладут. Одно

соображение более всего убеждает их в правде государевой: пока государь

Ливонской земли не воевал, король за нее вступаться не умел, а ныне

вступается. Мнение приказных дьяков также очень воинственно. Полоцк и

ливонские города государь взял своею саблею, а другие города обессилели от

нашей же войны; потому их король и засел: так с какой же стати государю от

них отступаться? Не имея боевых голов, дьяки пишут в заключение: “а мы,

холопи, к которым его государским делам пригодимся, головами своими

готовы”. Гости и купцы взглянули на дело с экономической стороны. Государь

и все люди “животы свои положили”, достатки свои потратили, добиваясь

ливонских городов: как же от них отступиться? Мы люди неслужилые,

заканчивает записка, службы не знаем, но не стоим не токмо за свои животы,

а и головы свои за государя кладем везде, чтобы государева рука везде была

высока. Надобно еще отметить разницу в терминах, какими обозначены в

приговорной грамоте мнения соборных групп: духовные лица дают государю свой

совет; все остальные члены собора только изъявляют свою мысль. Это,

очевидно, сравнительная оценка мнения духовенства и всех мирских членов

собора. Ободренный единодушно выраженной готовностью всего собора служить

государеву делу, царь заломил королю непомерные требования, которые все

были отвергнуты польским правительством, и война продолжалась. Но в 1570

г., не созывая нового собора, царь заключил перемирие на условии status

quo, хотя бояре настаивали на прежнем соборном приговоре.

Соборное крестоцелование. Так шло дело на соборе. Но самым

существенным моментом в соборной грамоте является общая резолюция, которой

она оканчивается. Здесь духовенство заявляет, что оно “к сей грамоте, к

своим речам” руки приложило, а прочие члены собора “на сей грамоте, на

своих речах” государю своему крест целовали. Целовать крест на своих речах

значило обязаться под присягой исполнять соборный приговор. Рукоприкладство

духовенства заменяло присягу, которая была ему воспрещена. Обе формы

скрепления соборного приговора показывают, что этот приговор имел не только

нравственное, но и юридическое значение, был не просто результатом

совещания, а формальным обязательством и притом общим, круговым,

связывавшим всех членов собора в нечто целое, в корпорацию своего рода, по

крайней мере, в отношении к соборному приговору: все они в конце резолюции

обязывались государю своему служить правдою и добра хотеть ему и его детям

и против его недругов стоять, “кто во что пригодится, до

своего живота по сему крестному целованию”. Это обязательство ставит нас

прямо перед вопросом о происхождении и значении земских соборов XVI в.

Собор и местные миры. Не будучи представительным собранием в нашем

смысле слова, собор, однако, не терял права считаться земским. В составе

его легко различить два элемента, распорядительный и исполнительный. Первый

выражался в высших центральных учреждениях, второй - в лицах столичного

дворянства и высшего столичного купечества. Местные миры, служилые и

земские, на соборе 1566 г. не имели прямого представительства, не были

представлены ни специальными соборными уполномоченными, ни даже выборными

своими властями. Но оба столичные класса поддерживали их связь с собором,

не только социальную, но и административную. Местное самоуправление

создавалось мирским выбором, столичное дворянство и купечество -

правительственным набором: это были выжимки, извлеченные из местных обществ

Страницы: 1, 2, 3