Курсовая работа: Причины уничтожения кадровой Красной Армии
Курсовая работа: Причины уничтожения кадровой Красной Армии
Причины уничтожения кадровой Красной Армии
Чтобы
как-то объяснить причины уничтожения кадровой Красной Армии в 1941 году, была
придумана дюжина самых «уважительных причин».
Например,
немцы напали вероломно и неожиданно. А мы к такой подлости были не готовы, вот
нас и побили.
К
тому же Вермахт за два года осуществил агрессию против девяти европейских
стран, Красная Армия — всего только против шести. Следовательно, у германца
накопилось больше боевого опыта. Прославленные маршалы и генералы, уступая
партийным теоретикам, сквозь зубы признавали, что к началу войны они мало
понимали в военном деле. Мемуары пестрят откровениями о том, что «мы этому не
учились» и «мы этого еще не умели».
Еще
германская армия до зубов вооружилась самой современной техникой, а наши войска
не успели перевооружиться, а где успели — не освоили. В итоге враг, имея
огромное количественное и качественное превосходство, походя уничтожил
устаревшую советскую авиацию и пожароопасные танки с «фанерной» броней,
невзирая на массовый героизм командиров и красноармейцев, имевших на троих одну
винтовку.
Сталин,
поразмышляв на досуге, вывел «историческую закономерность» о неготовности в
принципе «миролюбивых наций» к войне: «...заинтересованные в новой войне
агрессивные нации, как нации, готовящиеся к войне в течение длительного срока и
накапливающие для этого силы, бывают обычно — и должны быть — более подготовленными
к войне, чем нации миролюбивые, не заинтересованные в новой войне».
Виктор
Суворов, основываясь на выводе, что кремлевские миротворцы сами готовили
грандиозное вторжение в Европу, образно поставил двух противников в положение
дуэлянтов, стреляющихся через платок, когда однозначно побеждает сделавший
первый выстрел.
Еще
одна причина: Сталина об опасности предупреждали буквально все — от глав
правительств до перебежчиков, а он не внял, Сталин поверил Гитлеру (в другом
варианте: боялся до судорог) и старался его не провоцировать. Гитлер таки
спровоцировался, а Вождь всех народов то ли по недомыслию, то ли от страха не
привел войска в боевую готовность. И вот, утверждает маршал A.M.
Василевский: «В результате несвоевременного приведения в боевую готовность
Вооруженные Силы СССР вступили в схватку с агрессором в значительно менее
выгодных условиях и были вынуждены с боями отходить в глубь страны». Хотя
здесь, по авторитетному мнению бывшего начальника Генерального штаба, есть одна
тонкость: «...преждевременная боевая готовность Вооруженных Сил может нанести
не меньше вреда, чем запоздание с ней».
Маршал
элементарно подменил понятия. Степени боевой готовности, устанавливаемой для
отдельных соединений, — это одно, а боевая готовность Вооруженных Сил —
совершенно другое.
«Боевая
готовность — состояние, определяющее степень подготовленности войск к
выполнению возложенных на них боевых задач. Боевая готовность предполагает
определенную укомплектованность соединений, частей, кораблей и подразделений
личным составом, вооружением и боевой техникой; наличие необходимых запасов
материальных средств; содержание в исправном и готовом к применению состоянии
оружия и боевой техники; высокую боевую и политическую подготовку войск, прежде
всего полевую, морскую и воздушную выучку личного состава; боевую слаженность
соединений, частей, подразделений; необходимую подготовку командных кадров и
штабов; твердую дисциплину и организованность личного состава войск и флота, а
также бдительное несение боевого дежурства. Степень боевой готовности войск в
мирное время должна обеспечивать их своевременное развертывание и вступление в
войну, успешное отражение внезапного нападения противника и нанесение по нему
мощных ударов».
Что
из вышеперечисленного может быть «преждевременным»?
Каждый
новый учебный год в Советской Армии начинался с приказа министра обороны,
призывающего крепить и повышать боевую готовность. Теоретически — это основное
занятие всех военнослужащих в мирное время.
Даже
если армия состоит из десяти солдат и одного офицера, оснащенных ружьями без
патронов, они должны быть готовы к бою, максимально используя имеющиеся
возможности для нанесения ущерба противнику: изучать диверсионную тактику,
штыковой и рукопашный бой, действия ночью, непрестанно «совершенствовать
нолевую выучку», читать уставы и нести караульную службу, шагать строем и браво
орать песни. В общем, они должны быть боеспособ-.ны, то есть готовы к
выполнению боевых задач. Именно боеспособность «является
определяющим элементом боевой готовности войск и важнейшим условием достижения
победы».
Кому
нужна трехмиллионная армия, если в критический для страны момент она
«перевооружается» или «осваивает технику» в надежде, что политическое
руководство как-нибудь «оттянет» войну до того момента, когда генералы будут к
ней готовы. Преждевременной боеготовности вооруженных сил не бывает, как не
бывает осетрины йторой свежести. А если армия небоеспособна — солдатам винтовку
в руки не дают, чтобы не поранились, а офицер не умеет читать карту »«е в
курсе, чем занимаются его бойцы и сколько их в подразделении должно быть, —
никакими директивами, ни преждевременными, ни запоздалыми, в боевую готовность
ее не приведешь.
Отсюда
возникает вопрос, который советские историки не смели даже сформулировать:
насколько эффективна была «самая передовая в мире» социалистическая система
хозяйствования? Уж так ли мудра и непогрешима была родная Коммунистическая
партия, организатор и вдохновитель всех наших побед, и ее генеральный
секретарь, так любивший работать с кадрами? Насколько была боеспособна
«непобедимая и легендарная» Красная Армия накануне войны? Насколько крепка была
броня, каков был в действительности порядок, ну хотя бы в танковых войсках?
Даже
при беглом обзоре поражает колоссальное несоответствие между затраченными в
30-е годы на «укрепление обороноспособности» усилиями, материальными
средствами, принесенными на марксистско-ленинский алтарь жертвами, горами
произведенного оружия и техники и мизерностью достигнутых результатов.
Когда
после двухлетней взаимовыгодной дружбы гитлеровская Германия «вероломно» напала
на СССР, Вермахт располагал 5262 танками собственного производства и примерно
2000 трофейных французских машин. Для реализации плана «Барбаросса» было
выделено чуть более 3800 танков.
«Тяжелых»
Pz IV немцы смогли отрядить
439 штук, средних Pz III — 965
единиц, все остальное — легкие и очень легкие машины, в том числе 410
пулеметных Pz
I, прозванных в войсках «спортивным автомобилем Круппа». Из общего числа
предназначенных для действий на Востоке «панцеров» 354 танка до сентября 1941
года находились в Германии, в резерве Верховного Главнокомандования. Кроме
того, в составе дивизионов и рот сопровождения имелось 246 штурмовых орудий StuG III, около 140 противотанковых самоходок PzJag I и пара десятков самодвижущихся 150-мм
орудий. Подсчитывать боевые машины союзников Германии пока не стоит, поскольку
ни один из них на нас 22 июня не напал, ни внезапно, ни вероломно, а кое-кто и
не собирался, пока И.В. Сталин превентивными бомбардировками не «убедил» их
присоединиться к Адольфу Гитлеру.
Миролюбивая
Страна Советов на 22 июня 1941 года имела 25 500 танков, в том числе 1861
единицу не имевших себе равных по тактико-техническим характеристикам KB и «тридцатьчетверок» с противоснарядным
бронированием, 481 «устаревший», но все равно превосходивший любую вражескую
технику, надежный и хорошо отработанный средний танк Т-28, почти 13
ООО легких, но все-таки вооруженных 45-мм пушкой Т-26, БТ-7 и
БТ-7М, а также 3258 пушечных бронеавтомобилей. Причем 15 687 танков (и среди них
1600 Т-34 и KB)
находились непосредственно в западных приграничных округах. Пусть из них около
2500 единиц проходили по 3-й и 4-й категории, то есть требовали среднего и
капитального ремонта. Все равно советское численное превосходство на Западе
получается четырехкратным. Еще была у нас такая замечательная машина,
сконструированная Н.А. Астровым на базе танка Т-38, — легкий, быстроходный,
маневренный, бронированный и вооруженный пулеметом артиллерийский тягач
«Комсомолец» Т-20. Он предназначался для буксировки противотанковых и полковых
пушек, но мог использоваться и использовался в качестве пулеметной танкетки. У
немцев он вообще числился «танком». Таких тягачей, мало в чем уступавших
«Панцеру-I»,
было изготовлено 7780.
(Самое
интересное заключается в том, что на вопрос, сколько же танков было в Красной
Армии, точного ответа нет. Исследователи приводят разные данные, ссылаясь на
самые точные архивные документы, но расходятся друг с другом не на десятки, а
на тысячи боевых машин. Например:
—статистическое
исследование Генштаба России в графе «Состояло на вооружении» на 22.06.1941
года дает цифру 22 600 танков
(на основе анализа архивных материалов и расчетов по ним);
—почти
столько же танков — 22
531 — имелось
согласно «Справке об основных показателях мобилизационного плана 1941 г. и
обеспеченности по нему Красной Армии», вот только «наличие» показано по
состоянию на 1 января 1941 года(ОХДМГШ,
ф. 16, оп. 2154);
—Институт
военной истории Министерства обороны РФ публикует «Сводную ведомость
количественного и качественного состава танкового парка РККА на 1
июня 1941 г.» — 23 106 танков
(данные ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 11353);
— историк
М.И. Мельтюхов указывает «Количество танков в
Красной
Армии» на 1 июня 1941 года — 25 508 (РГАСПИ,
ф. 71 и так далее).
То
есть целые немецкие танковые группы умещаются в нашу «статистическую
погрешность»!)
А
ведь маршал С.К. Тимошенко в своих «Соображениях» на имя Сталина и Молотова
прогнозировал, что враги развернут против Советского Союза 10 550 танков, и все
равно собирался воевать на чужой территории. Вот только самостоятельно, без
совета Вождя, не мог определиться, что правильнее: мощным ударом захватить
Краков и «в первый же этап войны отрезать Германию от Балканских стран и лишить
ее важнейших экономических баз» или все-таки сначала «нанести поражение
германской армии в пределах Восточной Пруссии и овладеть последней».
При
таком соотношении сил Красная Армия, казалось, была способна раскатать в тонкий
блин любого противника. Чтобы предотвратить агрессию, хватило бы просто, вместо
того чтобы прятать по лесам, построить эту массу боевых машин вдоль
советско-германской границы. Однако вышло наоборот: к концу 1941 года немцы
взяли Минск, Таллинн, Ригу, Смоленск, Киев, ворвались в Крым, стояли у ворот
Москвы и Ленинграда.
Неохотно
«вспоминая» свои сокрушительные поражения и «размышляя» над их причинами,
советские полководцы сокрушенно разводят руками: мол, история «отпустила
слишком мало времени», а большинство наших танков «устарели». Не говоря о том,
что это — не совсем правда, военачальники вполне определенно намекают, что
устаревший — значит, небоеспособный. Непонятно, что мешало «устаревшим» танкам
стрелять и наносить ущерб противнику.
Еще,
оказывается, совершенно недостаточно имелось «танков новейших типов». Маршал
Г.К. Жуков даже точно подсчитал, сколько таких танков ему не хватило, чтобы
дать супостату достойный отпор, — ровно 16 600 штук (то есть чтобы восемь наших
на один немецкий, сразу видно — большой стратег был Георгий Константинович, не
хуже Тухачевского).
А
хоть бы и вовсе ни одного «новейшего»! Моторизованный корпус генерала Манштейна
на четвертый день войны, преодолев почти 400 км, вышел к Двинску (Даугавпилсу),
не имея в своем составе ни одной «тридцатьчетверки». Основными машинами в
корпусе генерала Рейнгардта были собранные на заклепках и вооруженные 37-мм
пушкой чешские 35(t)
и 38(t).
Кстати,
именно против них командование Северо-Западного фронта впервые массированно
применило тяжелые танки КВ.
23
июня 1941 года в районе литовского городка Расейняй 6-я танковая дивизия
генерала Франца Ландграфа двумя боевыми группами — группа «Раус» и группа
«Зекендорф» — овладела мостами через реку Дубисса и заняла два плацдарма на ее
правом берегу. Более слабой дивизии в Панцерваффе просто не было: из общего
числа в 254 танка ее главную ударную силу составляли собранные в одно
соединение 149 чешских трофеев типа 35(t) и 36 машин типа Pz III и
Pz IV. Утром 24 июня группа
«Зекендорф» была атакована и выбита с плацдарма 2-й танковой дивизией под
командованием генерал-майора Е.В. Солянкина — 250 танков (полсотни КВ-1 и
КВ-2). Советские танкисты перешли на левый берег и под сосредоточенным огнем
сотни «панцеров» принялись утюжить позиции германской артиллерии:
«Окутанные огнем и дымом, они неотвратимо двигались вперед,
сокрушая все на своем пути. Снаряды тяжелых гаубиц
и осколки ничуть им не вредили... Основная масса наших танков атаковала с
флангов. Их снаряды с трех сторон били по стальным гигантам, но не причиняли им
никакого вреда». Немцы были поражены неуязвимостью и мощуо «черных
монстров», особенно когда один из них просто раздавил
гусеницами «новейший» 35(t),
а другой без видимых повреждений
выдержал выстрел в упор из 150-мм гаубицы. Что и говорить, страху на германца
нагнали или, согласно донесениям комиссаров, «навели на них ужас». Но и только.
Всего через два дня 2-я танковая дивизия перестала существовать, не уцелело ни
одной боевой машины, генерал Солянкин погиб. Дивизия Ландграфа еще неоднократно
вступала в бои с «Ворошиловыми», но
тем не менее, хоть и «охваченная ужасом», к началу сентября оказалась под
стенами Ленинграда, за все время наступления безвозвратно потеряв всего 55
танков.
Командовавший
2-танковой группой генерал Гудериан впервые обратил внимание на новые танки
русских лишь в октябре, когда южнее Мценска 15-я бригада полковника М.Е.
Катукова из 49 танков (батальон БТ-7, рота KB, две роты Т-34) изрядно потрепала 4-ю
танковую дивизию генерала Лангермана. Хотя в Белоруссии, в составе вдребезги
разбитого Западного фронта, их было полтысячи, еще столько же сгинули под Смоленском
и Рославлем (не считая 4700 «легких и устаревших»).
Тяжелее
всех пришлось на Украине командующему 1 -й танковой группой генералу фон
Клейсту. Против его 728 танков, из которых более трети — 219 единиц —
составляли «грозные» машины Pz
I и Pz II, командующий
Юго-Западным фронтом генерал-полковник М.П. Кирпонос только в составе
механизированных соединений мог выставить 4808 танков (а всего — около 8000), в
том числе 833 единицы KB
и Т-34. Их было трудно не заметить, о чем свидетельствуют многочисленные
донесения, посыпавшиеся из германских частей артиллерийских и танковых
подразделений:
«Совершенно
неизвестный тип танка атаковал наши позиции. Мы немедленно открыли огонь, но
наши снаряды не могли пробить броню танков, и только с дистанции 100 м огонь
стал эффективнее...
...Шесть
противотанковых орудий вели беглый огонь по Т-34. Но эти танки, словно
доисторические чудовища, спокойно прошли сквозь наши позиции. Снаряды только
заставляли броню танков стучать как барабан...
...Лейтенант
Штойп четырежды выстрелил по Т-34 с дистанции 50
м и один раз с 20 м, но не смог подбить танк. Наш беглый
огонь был неэффективен, и советские танки приближались. Снаряды не пробивают
броню и раскалываются на части».
Имея
целые «стада» бронированной техники, Кирпонос и Жуков предприняли попытку
устроить противнику решительный «клей-стец», бросив в решительное
контрнаступление шесть корпусов... И за две недели потеряли 4381 танк! Вермахту
удалось добиться таких «показателей» потерь лишь к августу 1942 года (наши за
это время списали почти 30 ООО танков). А к началу осени 1941-го в группе
Клейста числились лишь 186 «полностью вышедших из строя» боевых машин и 147
«находящихся в ремонте». Причем оставшихся хватило на то, чтобы совместно с
группой Гудериана замкнуть грандиозный Киевский котел.
Одним
словом, летом 1941 года «лучшие в мире» танки KB и Т-34 заметной роли не сыграли. Несмотря
на все дифирамбы в их адрес и восторженные подсчеты вмятин от снарядов, на тот
момент это были довольно несовершенные боевые машины. Большая пушка и толстая
броня — это еще не танк, это — дот. Пушку делал В.Г. Грабин, броню изготовили
ижорцы, кто-то упорно доводил дизель. Задача танкового конструктора заключается
в расчете оптимальной компоновки имеющихся узлов, проектировании подвески,
трансмиссии, моторного отсека, системы управления, то есть в создании надежной
и маневренной «повозки для пушки». Перефразируя Антона Павловича, в танке «все
должно быть прекрасно».
KB, созданный в конкурентной гонке,
избыточно бронированный в угоду идее неуязвимости, принятый на вооружение
фактически без испытаний ходовой части, имел отвратительную трансмиссию, выход
ее из строя был явлением массовым. При длительном движении начинала кипеть вода
в радиаторе. Не справляясь с возросшей нагрузкой, перегорали электромоторы поворота
башни, позаимствованные у танка Т-28. Дело можно было поправить в процессе
серийного производства, однако директора Кировского завода И.М. Зальцмана и
главного конструктора Ж.Я. Котина трансмиссия не интересовала. Ликвидация
целого списка недостатков потребовала бы снижения объемов производства, а за
это орденов не давали. Поэтому в СКБ-2 рисовали проекты новых «мастодонтов»
весом 80 и 100 тонн. Знаменитый конструктор Н.Ф. Шамшурин на склоне лет назвал KB-1 танком «не столько для войны, сколько
для показа» — балластом Красной Армии:
«Хотя
KB имел от рождения очень
серьезные пороки, но машину можно было не просто спасти, но к началу войны
наладить производство по-настоящему грозных для врага танков. Прежде всего надо
было создать работоспособную коробку передач и заменить 76-мм пушку подобающим
тяжелому танку орудием... Однако ничего этого сделано не было, а пресса
тиражировала восторженные отклики о выдающейся победе советских
танкостроителей. Вокруг KB
создавался ореол какого-то чудо-оружия, чему способствовали и отзывы
иностранных специалистов, имевших возможность оценить только внешние
характеристики танка. Те рекламации, что шли из войск, просто игнорировались, а
многочисленные поломки объяснялись в первую очередь плохой подготовкой
экипажей. Отказов было так много, что ими занималась специальная
правительственная комиссия, обнаружившая самые серьезные упущения в конструкции
принятой на вооружение машины...»
Надо
отметить, что подобающие тяжелому танку орудия были созданы В.Г. Грабиным. В
1940 году он представил 85-мм танковую артсистему Ф-30, а также Ф-32 — калибром
95 мм. Они были испытаны и рекомендованы для принятия на вооружение. Однако
Сталину вдруг вспомнился полузабытый калибр 107-мм, и грабинские пушки признали
недостаточно мощными. Выполняя постановление Совнаркома, Горьковский завод № 92
своевременно подал 107-мм орудие ЗИС-6 конструкции того же В.Г. Грабина с
начальной скоростью снаряда 800 м/с, но котинский «объект 220» в серию так и не
пошел, а уже поставленные на поток ЗИС-6 отправили на переплавку.
И
комиссия, упомянутая Шамшуриным, действительно была. Она последовала в октябре
1940 года после письма военпреда Кировского завода Л.З. Мехлису,
возглавлявшему, кроме всего прочего, Наркомат госконтроля. Перечислив дефекты
машины, военин-женер 3 ранга Каливода подытоживал: «Исходя из вышеизложенного,
считаю, что машина KB
недоработана и требует срочных и серьезных переделок... Целесообразнее снизить
программу до конца 1940 года до 5—8 машин в месяц и перебросить все заводские
силы На доработку
машины. В настоящее время все силы брошены на выполнение программы, а о
качестве машины думают мало. Считаю, что в настоящий момент назвать машину
боеспособной нельзя из-за вышеуказанных дефектов. Отправлять ее в армию можно
только как учебную, а не боевую». Комиссия полностью подтвердила выводы
представителя приемки, а Мехлис немедленно довел их до сведения Сталина.
Попутно выяснилось, что директор завода, впрочем, как все красные директора,
грешит приписками и очковтирательством. (Во время войны склонность к победным
рапортам и обещаниям катапультировала его в кресло наркома танковой
промышленности, в котором он усидел ровно год. За это время особого прогресса в
производстве боевых машин Исаак Моисеевич не добился, но успел угробить С.А.
Гинзбурга, давшего путевку в жизнь половине советских танков. В начале 1943
года выяснилось, что новые самоходные установки СУ-76 ломаются, не доезжая до
линии фронта. Дело в том, что, не имея мощных двигателей, на «сушку» установили
параллельно два карбюраторных мотора ГАЗ-202 с двумя коробками передач,
переключать которые надо было синхронно. Надо ли удивляться, что у неопытных
водителей выкрашивались не полностью сцепившиеся зубья шестерен. «Крайним»
нарком сделал С.А. Гинзбурга, заместителя Ж-Я. Котина по вопросам создания и
внедрения новой техники. Семен Александрович был отстранен от работ и отправлен
на фронт начальником ремонтной службы танкового корпуса, где и погиб. Ну, как,
к примеру, Альберт Шпеер отправил бы на фронт Фердинанда Порше. После войны,
когда евреем в Советской стране станет быть немодно, а Сталин обронит, что
каждый еврей — потенциальный агент мирового сионизма, И.М. Зальцмана выкинут на
улицу с резолюцией: «Использовать на работе не выше мастера».)
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
|