Реферат: Основные положения реформы 1861 года
Они не отличались
радикальностью, в них еще не говорилось об «освобождении крестьян», а только об
«улучшении быта», хотя из сопутствующих рескриптам документов ясно, что этим
выражением обозначалась отмена личной зависимости крестьян. Еще более
неопределенной, противоречивой была постановка в рескриптах главного вопроса —
земельного. За помещиками сохранялась собственность на землю, крестьянам
предоставлялись права выкупа только усадьбы и пользования наделом. Но каковы
условия этого пользования, как надолго сохраняется надел и в каких размерах, и,
главное, какова конечная цель — «вечное» пользование аналогично инвентарям
юго-западных губерний или обезземеливание по остзейскому типу,— эти вопросы
оставались открытыми.
Дворянство получало право создать
на местах губернские комитеты и на основании рескриптов разработать проекты
реформы для данной губернии: допускалось, что каждая из них будет иметь свой
проект и свой закон, и вводиться они будут постепенно, с запада на восток.
Потрясенные гласностью
крестьянского дела и конкретностью приступа к реформе, дворяне в массе не
откликались на меры правительства, побуждавшего их к действиям. Только
нижегородское дворянство, где губернаторствовал А. Н. Муравьев, в прошлом
участник первых декабристских организаций, связанный с либеральной бюрократией
из Министерства внутренних дел, прислало «всеподданнейший» адрес с просьбой
дать рескрипт, который последовал незамедлительно. Московские дворяне молчали,
несмотря на нажим правительства, конфиденциальные письма, циркуляры.
Противостояние продолжалось два месяца и сломлено было, не без труда, 16 января
1858 г.[26]
После этого один за другим
начали поступать адреса местного дворянства и принимались ответные рескрипты,
создавались губернские дворянские комитеты. В 1858 — начале 1859 г. открылись
46 губернских комитетов в Европейской России.[27]
В выборах этих комитетов и составлении адресов на имя Александра II
участвовало около 44 тыс. дворян — владельцев крепостных (40% общего их числа).[28]
Так стал создаваться механизм реформы. Чтобы контролировать деятельность
дворянства, были назначены в каждый губернский комитет по два «члена от
правительства».
Секретный комитет с опозданием
на три месяца после фактического рассекречивания был переименован в Главный
комитет. И хотя состав его оставался прежним, условия деятельности, темпы и
методы работы изменились. В состав дворянских комитетов вошли амнистированные
декабристы и петрашевцы, славянофилы и западники, либералы и реакционеры.
Образование фракций в губернских комитетах («меньшинство» и «большинство»)
выявило в дворянстве помимо сторонников и противников отмены крепостного права
носителей различных представлений о путях развития страны, о вариантах реформы.
Главный комитет оказался втянутым в водоворот событий, на которые обязан был
реагировать.
Одновременно на местах, не
дожидаясь инструкций, вводили публичность заседаний губернских комитетов, во
время которых происходили бурные сцены с нецензурной бранью, потасовками; у
лидеров группировок появились телохранители.
Гласность облекалась в
неожиданные для правительства формы, давала непредвиденные последствия, но
правительство бдительно следило за ситуацией в стране. После рескриптов, с
декабря 1857 г. до отмены крепостного права в феврале 1861 г., министр
внутренних дел еженедельно докладывал Александру II о настроениях
дворянства и крестьян, о слухах и толках на местах, о деятельности губернских
комитетов и всех случаях крестьянских волнений.[29]
Доклады, содержащие наиболее важную информацию, поступали в Главный комитет.
Правительственная политика
колебалась между «реаками» (реакционерами) и «прогрессистами» (либеральной
бюрократией). Весной 1858 г.[30]
Главный комитет склоняется к безземельному освобождению крестьян и одновременно
к проекту повсеместного введения военного управления в форме
генерал-губернаторств.
Царь предпринял попытку
освободить удельных крестьян без земли, но ничего не получилось: только
ничтожное число воспользовалось такой свободой, в массе же удельное
крестьянство не приняло этого указа.
В официальной
правительственной политике начинает пробиваться и завоевывать признание новое
направление: конечная цель реформы — превращение бывших крепостных в
собственников своих наделов, уничтожение вотчинной власти помещиков и
приобщение крестьянства к гражданской жизни и правам. Этот поворот в
правительственной политике, происшедший в октябре — ноябре 1858 г.[31],
связан с деятельностью члена Главного комитета генерал-адъютанта Я. И.
Ростовцева, которому Александр II полностью доверял. Ростовцев отказался от варианта
безземельного освобождения крестьян и фактически признал либеральные идеи и
цели реформы, которые еще в апреле 1858 г.[32]
правительство запрещало и преследовало.
Свои взгляды на цели
крестьянской реформы Ростовцев изложил в четырех письмах царю в августе —
сентябре 1858 г.[33]
Александр II повелел их обсудить Главному комитету. На
состоявшихся бурных заседаниях столкнулись две принципиальные позиции: либо
сохранить всю земельную собственность в руках помещиков и развивать после
отмены крепостного права крупное помещичье хозяйство, либо отдать полевую землю
крестьянам в собственность за выкуп, и тогда будут сосуществовать в
пореформенной деревне два типа хозяйства: крупное помещичье и мелкое
крестьянское. Сначала Ланскому удалось провести ходатайство либеральной фракции
Тверского губернского комитета о распространении выкупа, кроме усадебных, и на
полевые земли крестьян. Затем под нажимом Александра II,
согласившегося с Ростовцевым, была принята новая по сравнению с рескриптами
правительственная программа крестьянской реформы, утвержденная монархом 4
декабря 1858 г.[34]:
выкуп крестьянских наделов и образование класса крестьян-собственников.
Большинство членов Главного комитета было явно против, но царь пресек дебаты и
объявил вопрос решенным.
Принятие новой программы
усилило позиции либеральной бюрократии. Ростовцев не был знатоком крестьянского
вопроса, не имел проекта реформы и дальше самых общих формулировок ее целей
пойти не мог. Только либеральная бюрократия во главе с Н. А. Милютиным создала
к этому времени в содружестве с общественными деятелями и учеными новую модель
реформы. Это был проект освобождения крестьян в Карловке. Отказ Александра II
одобрить предварительный план этого проекта (октябрь 1856 г.) не остановил
Милютина. Работа продолжалась два года с участием попавшего в опалу Кавелина, и
к концу 1858 г. проект был готов, обсужден в Главном комитете и подписан царем
1 февраля 1859 г.[35]
Теперь либеральной бюрократии предстояло самое трудное — внести локальную
модель в общее законодательство. Это требовало завоевания новых позиций в
«верхах».
Пока в правительстве
утрясали программу реформы, губернские комитеты начали посылать свои проекты в
Главный комитет. Поскольку фракции «большинства» и «меньшинства» составляли
отдельные проекты, ожидалось поступление не 46, а почти вдвое большего числа
губернских проектов. Дело осложнялось и тем, что комитеты работали, все еще
руководствуясь рескриптами, а правительство уже приняло новую программу 4
декабря 1858 г., параллельно отказавшись от идеи отдельного законодательства
для каждой губернии.[36]
Требовалось подняться над этой грудой разрозненного материала, создать общий
закон, рассчитанный на реализацию по всей Европейской России.
Александр II 17
февраля 1859 г.[37]
санкционировал создание специальной комиссии — с единственным условием, чтобы в
ней председательствовал Ростовцев. Ее скромное название — Редакционные комиссии
— вполне соответствовало представлению членов Главного комитета, что создается
как бы его подкомиссия, и это на первых порах совпадало с мнением Александра II.
Между тем вскоре к Редакционным комиссиям было приковано общественное внимание
всей России и Европы. По словам французского историка А. Леруа-Болье, первого
исследователя деятельности Редакционных комиссий, «никогда, быть может, в
Европе ни одна законодательная комиссия не имела перед собой столь нелегкое
дело».[38]
Комплектование Редакционных
комиссий шло целенаправленно: создавался «рабочий орган» по принципу общности
идейно-политических убеждений большинства его членов.
В Редакционные комиссии
вошли 17 представителей министерств и ведомств и 21 член-эксперт из местных
помещиков или специалистов (ученых, публицистов) по крестьянскому вопросу,
приглашенных Ростовцевым от имени царя,— всего вместе с председателем 39
человек.[39]
Это были дворяне, большинство — помещики. В Комиссиях рядом сидели люди знатных
фамилий и вовсе не титулованные, малоимущие, высшие сановники и мелкие
чиновники. Но в абсолютном большинстве это были люди высокообразованные, одного
поколения. Многие из них являлись видными или даже выдающимися государственными
и общественными деятелями (Ю. Ф. Самарин, В. А. Черкасский, П. П.
Семенов-Тян-Шанский, Н. X. Бунге, М. X. Рейтерн, А. П.
Заблоцкий-Десятовский).
Лидером Редакционных
комиссий, по общему признанию, был Н. А. Милютин. Александр II
испытывал к нему чувства неприязни и недоверия и только под давлением
обстоятельств согласился на назначение его «временно исполняющим должность»
министра внутренних дел. Фактически политика Министерства внутренних дел
направлялась им, и Ланской допускал это сознательно.
Нетрадиционность нового
учреждения заключалась в первую очередь в том, что большинство его членов
состояло из либеральных деятелей. Все вопросы решались в них большинством
голосов, члены Комиссий, несогласные с мнением большинства, имели право
выразить особое мнение, но подчинялись большинству. Факт создания либерального
большинства в Комиссиях приобретал особое значение ввиду общей расстановки сил
в губернских комитетах и в дворянстве в целом, в среде бюрократии и
чиновничества, в высших и центральных органах власти и в местном управлении,
где либералы составляли меньшинство. Одной из серьезных забот Редакционных
комиссий стала поэтому поддержка либеральных меньшинств губернских комитетов.
В системе высших органов
власти Редакционные комиссии заняли особое место, подчиняясь через своего
председателя непосредственно царю и представляя, по выражению одного из членов,
«как бы отдельное в государстве временное учреждение»[40].
Александр II считал Редакционные комиссии «органами правительства»[41].
Гласность как метод
политики самодержавия, ее новый инструмент приобрела в деятельности
Редакционных комиссий огромное значение. В считанные дни после их заседаний
журналы (т. е. протоколы) Комиссий печатались в трех тысячах экземпляров и
рассылались высшим сановникам, губернскому начальству, предводителям дворянства
и разным знатным и чиновным лицам, но попадали и не по назначению, например к
Герцену и Чернышевскому. И все же эта гласность не была еще проявлением норм буржуазного
правопорядка. Либеральное большинство Редакционных комиссий ограничивало
принцип гласности, публичности в отношении к заявлениям оппозиции,
консервативной и реакционной.
Труды Комиссий должны были
подготовить «все умы». Гласность сознательно использовалась лидерами комиссий
для укрепления либеральных сил, для распространения и утверждения своей
программы реформы, для того, чтобы исключить возможность ее пересмотра,
попятного движения правительства.
Темпы работ Редакционных
комиссий поразительны: 409 заседаний в течение одного года и семи месяцев.
Большим новшеством в
деятельности Редакционных комиссий была научная обоснованность их трудов.
Собиралась статистика поземельной собственности; экономическими расчетами
занимались ученые и практики; была создана библиотека по крестьянскому вопросу
в России и Европе.
Редакционные комиссии были
введены в самодержавную государственную систему на время, в критическую полосу
ее существования; по своему составу и методам они были ей чужды. Редакционные
комиссии не были допущены в помещения, предназначенные для правительственных
учреждений. Они заседали в зале первого кадетского корпуса (бывший Меншиковский
дворец), на квартирах и дачах Ростовцева и председателей отделений, и не в
форменной одежде. Отношения между членами Комиссий установились демократичные,
атмосфера заседаний была непринужденной — и при этом шел напряженный,
вдохновенный творческий труд.
Чужеродность Редакционных
комиссий существующему государственному строю выразилась в их закрытии сразу же
после составления и кодификации ими проектов крестьянской реформы (октябрь 1860
г.[42]),
закрытии, неожиданном для самих их членов, собравшихся на очередное заседание,
причем иногородним было велено немедленно покинуть Петербург, что, однако, не
было выполнено. Учреждений, подобных Редакционным комиссиям, никогда больше в
царской России не созывалось.
В концепции либерального
большинства Редакционных комиссий крестьянская реформа — это переворот,
заключенный в единый законодательный акт; начальная стадия — освобождение
помещичьих крестьян от личной зависимости, конечная — превращение их (всех) в
мелких собственников-хозяев при сохранении значительной части дворянского
землевладения. Мыслилось достигнуть этой цели мирным путем, минуя революционные
потрясения, характерные для стран Западной и Центральной Европы, в чем и
усматривалась особенность реформы и будущего аграрного развития России. В опыте
европейских стран положительным признавался тот результат, к которому пришла
Франция,— создание «дробной поземельной собственности», и тот путь
законодательных мер в Пруссии и Австрии, который состоял в выкупе крестьянами
земли в собственность при сохранении помещичьего землевладения. Но при этом
ставилась задача избежать издержек прусского варианта — «сосредоточения
поземельной собственности в тесном кругу малочисленных владельцев и
значительных фермеров» и развития батрачества.
Конкретно это означало
сооружение здания реформы на основе «существующего факта»: сохранение в
собственности дворян земель, находящихся под барской запашкой; сохранение за
крестьянами сначала в пользовании (за повинности), а потом в собственности (за
выкуп) дореформенного надела; исчисление повинностей от их дореформенных
размеров, с некоторым понижением, с облегчением для крестьян; исчисление
величины выкупа от принятой повинности; участие государства в процессе выкупной
операции в качестве кредитора. Выкуп — центральная позиция реформы. Он не был
обязателен для помещиков. Вынужденные считаться с этим непреодолимым препятствием,
Редакционные комиссии создали внутренний механизм реформы, который обеспечивал
непрерывность и неукоснительность ее движения. Вечность пользования и
неизменность повинности буквально толкали помещика к признанию выкупа —
единственной развязки туго затянутого государством узла. Враги Редакционной
комиссии не без основания считали, что обязательный для помещиков выкуп заменен
«вынудительным».
Для крестьян тоже
фактически не оставалось выбора. Составители проектов внесли в закон статью,
запрещавшую крестьянам отказываться от надела в течение девяти лет. Той же цели
в значительной степени служило и сохранение общины в роли землевладельца.
Размер выкупа и сам по себе был велик, но, возвращая полученную от государства
ссуду в течение 46 лет, крестьянин расплачивался втридорога.
Более последовательным и
решительным было изменение правового положения крестьянства. Уничтожение личной
зависимости и утрата помещиками вотчинной власти приобщали многомиллионное
крестьянство к гражданской жизни, хотя оно и оставалось податным сословием.
Вводилось крестьянское общественное самоуправление: волостное общество и
сельское общество (на основе общины) с выборными от крестьян должностными
лицами, со сходами. Поставленное под контроль местной администрации, выполнявшее
фискальные функции, оно вместе с тем защищало интересы крестьян от помещиков,
вчерашних крепостников, и явилось основой для участия крестьян в других
реформах — в земстве, суде присяжных. Предполагалось, что со временем выход из
общины будет облегчен, круговая порука отменена и община постепенно утратит
свою власть над личностью крестьянина; сословность уступит место
всесословности, неизбежное малоземелье части крестьян будет облегчено прирезкой
из казенных земель.
Инициативная роль монархии,
т.е. функция инициаторов в прогрессивных преобразованиях, была символом веры
либеральной бюрократии, своеобразной заменой конституции. И это делало
программу либеральной бюрократии приемлемой для монархии. Инициативная роль
монархии являлась гарантией успеха преобразований, связанных с отменой
крепостного права. В этом заключалось наиболее уязвимое звено политической
концепции либеральной бюрократии, так как самодержавная власть оставалась
по-прежнему неограниченной. Но уязвимость этой позиции либеральной бюрократии заключалась
и в другом — в связанном с ним представлением о возможности установить
гражданское равенство крестьян с другими сословиями без подлинной свободы для
«облагодетельствованных».[43]
Отсюда — запрет отказа от земли, обязательность круговой поруки,
затруднительность выхода из общины, сохранение телесных наказаний.
Такой вариант аграрного
развития был разработан в основных звеньях большинством Редакционных комиссий
за полгода, к осени 1859 г. Ожидая обсуждения своей программы депутатами
губернских дворянских комитетов, Ростовцев писал: «Россия стоит на пороге новой
жизни. В течение еще немногих дней будет окончательно кинут жребий: останется
ли правительство верно историческому ходу народной мысли, пойдет ли оно рука об
руку с образованнейшей частью среднего дворянства, сдержит ли оно громко
заявленные крестьянскому сословию обещания свои... или оно, в угоду отжившим и
недозрелым мечтаниям олигархическим, навеки внедрит в Россию семена
пролетариата и неразлучно связанных с ним революционных движений».[44]
Программа Редакционных
комиссий подверглась критике с разных сторон, но одинаково нетерпимой. Свой
протест выразили прибывшие в Петербург депутаты губернских комитетов все без
исключения — либералы, консерваторы, реакционеры. Одни были против выкупа
полевой земли крестьянами, их самоуправления и уничтожения вотчинной власти
помещиков; другие — за выкуп, при условии отрезки половины надела и в это же
время за широкие реформы местного управления, суда, системы просвещения и
цензуры и т. д. Но все одинаково энергично напали на присвоенную
государственной властью роль арбитра в делах сословий, усиливавшую ее
воздействие на социально-экономическую сферу. Этот протест они выражали в
личных устных объяснениях с Комиссиями, куда их вызывали поодиночке (вместе им
собраться не разрешили: Александр II боялся конституционных
поползновений, а либеральная бюрократия опасалась за свою программу).
Не довольствуясь этим,
дворянские депутаты подали свои коллективные письменные отзывы в Комиссии и —
через Ростовцева — всеподданнейшие адреса царю. Одни усмотрели в трудах
Комиссий «коммунистические начала», защиту интересов крестьянства в ущерб
помещикам, другие намекали на необходимость конституции, причем объявились
сторонники и дворянско-аристократической олигархической конституционности, и
либерально-буржуазной, возлагавшие надежды на широкие преобразования во всех
областях. Все это депутаты губернских комитетов делали разрозненно,
неорганизованно, верноподданнически. Опрокинуть труды Комиссий им не удалось,
получилась только некоторая корректировка в интересах помещиков. За робкие
конституционные заявления фрондеры подверглись административным наказаниям:
представители олигархии — более умеренным, либерализма — вплоть до ссылки.
Именно об этом времени Головнин писал Д. А. Милютину 7 декабря 1859 г.: «Мы
видим борьбу представителей старого поколения, прежних администраторов, и
поколения нового, их будущих преемников. Первые слишком упорно отстаивают
прежний порядок и недоброжелательствуют всему новому, вторые, может быть,
слишком горячо требуют скорых перемен»[45].
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
|