Реферат: Воспитание крестьянских и дворянских детей
Чтобы
выглядеть естественно, хорошие манеры должны стать привычкой, выполняться
машинально — и потому рядом с каждым дворянским ребенком неизменно
присутствовал гувернер или гувернантка, бдительно следящие за каждым его шагом.
Забавно, что
во всех воспоминаниях и художественных произведениях гувернер — неизменно
отрицательный персонаж (в отличие от няни — персонажа всегда положительного).
Наверное, среди гувернеров было достаточно людей нудных и несимпатичных. Но
трудно вообразить, чтобы все они поголовно были такими бессердечными
мучителями, какими рисуют их воспитанники. Скорее всего, дело в том, что у
гувернера была уж очень неблагодарная роль: постоянно, ежечасно следить за тем,
чтобы ребенок соблюдал правила поведения в обществе. Но зато, когда
нетерпеливый питомец вырывался наконец из-под опеки madame или monieur, в свои
16—17 лет он не только свободно говорил по-французски, но и легко,
автоматически выполнял все правила хорошего тона.
В некоторых
учебных заведениях для дворянских детей устраивались soirées avec manœuvre
[вечера с упражнениями {фр.}.], на которых воспитанники разыгрывали в лицах
сцены из светской жизни: провожали гостя, принимали приглашения на танец и т.
п. (Показательно, что после революции 1917 г., когда все былые правила поведения в обществе стали решительно вытесняться из реальной жизни в область
театральных представлений, А. А. Стахович теми же методами обучал хорошему тону
учеников театральной студии [19] ).
Чтобы
уверенно играть свою роль — держаться свободно и непринужденно — светскому
человеку, как актеру, нужно было уметь хорошо владеть своим телом. В этом
отношении особое значение имели уроки танцев. Танцам обучали всех дворянских
детей без исключения, это был один из обязательных элементов воспитания.
Сложные танцы того времени требовали хорошей хореографической подготовки, и
потому обучение начиналось рано (с пяти—шести лет), а учителя были очень
требовательны, порой просто безжалостны. На уроках танцев дети учились не
только танцевать, но и умению держать себя: изящно кланяться, легко ходить,
подавать руку даме и т. д. Многолетняя упорная тренировка придавала светским
людям их непринужденную элегантность. Но помимо всего, их свободная и уверенная
манера держать себя проистекала из убеждения, что им некому подражать,
напротив, другие должны подражать им... У «других», впрочем, была своя точка
зрения на этот счет.
Образование дворянских
детей
Главными
предметами, на которые тратили большую часть учебного времени, были иностранные
языки. Наряду с манерами именно знание иностранного языка сразу определяло
место дворянина на внутридворянской иерархической лестнице. Мы говорим об «избранном»
языке, потому что на практике дворяне могли говорить на разных наречиях, но какие-то
из них ценились, а какие-то считались непрестижными. «Путь наверх» открывало
лишь одно из них.
В первой
половине XVIII века таким языком был немецкий, хотя некоторые дворяне,
благодаря хозяйственным связям и участию в войнах, могли говорить и по-английски,
по-шведски, по-фински, по-голландски.
Со времен
Елизаветы Петровны «королем языков» становится французский. Сама Елизавета
владела этим языком свободно и охотно общалась на нем с европейскими
дипломатами и своим медиком И.Г. Лестоком
Мода на французский
язык «свалилась» на дворянство достаточно неожиданно. В предшествующем
поколении этот язык знали единицы. Учителя, особенно поначалу, найти было
трудно, чем и пользовались разные недобросовестные личности. Однажды
выяснилось, что популярный в Москве «француз», учивший детей заграничному
наречию, на самом деле «чухонец» и выучились от него дети на самом деле
финскому, — а что делать, проверить-то было некому.
Так начался французский
этап дворянского образования и воспитания, о котором столько было сказано
обличительных и негодующих слов.
Увлечение
французским принесло большую пользу. В русском языке пока почти отсутствовала
литература; далеко не сформировался востребованный новым временем словарь: не было
не только научных, технических, отвлеченных терминов, но и многих бытовых
выражений и слов, относившихся к новой реальности — одежде, досугу, флирту и т.
п. Во французском языке все это было. Здесь имелась огромная первоклассная
литература. На французский, как язык международного общения, были переведены
все мировые классики, все достойное в науке, вся античная литература и история —
в общем все. Французский язык был полностью сформирован, гибок, подвижен, легок
и изящен по форме; он изобиловал устоявшимися оборотами, поговорками, цитатами,
остротами и каламбурами, черпать которые можно было бездумно и без конца
(русскому языку еще только предстояло стать таким), и позволял без труда
общаться на любые темы. Хорошо известна зависимость между объемом и качеством
интеллекта и словарным запасом. По всем этим причинам приобщение русской знати
к французскому языку, а через него и к одноименной культуре несло в себе, как
впоследствии выяснилось, больше пользы, чем вреда. Галломания вовлекла русское
дворянство в мировой культурный процесс и воспитала интеллектуальные
потребности, а французский язык стал сильной прививкой русскому языку и словесности,
ускорив формирование литературной речи и подготовив мощный творческий взрыв
начала XIX века.
Дворянство
второй половины XVIII века продолжало осваивать немецкий, английский, иногда
итальянский (чаще всего те, кто учился пению); нередко и польский, чему
способствовали польские разделы и связанные с ними войны. Все эти наречия
ценились тогда неизмеримо ниже французского.
Говоря о распространении
французского языка и его главенстве в дворянском воспитании, следует все же
указать, что даже на пике «галломании» она была далеко не повсеместной. Чем
дальше и «ниже» от столиц и двора, тем чаще можно было встретить дворян —
нередко состоятельных и высокопоставленных, — которые прекрасно жили в условиях
двуязычия, думая и общаясь в домашнем кругу на русском и прибегая к «галльскому
наречию» лишь в обществе.
И все же во второй
половине XIX века французскому языку пришлось потесниться. К этому времени он был
общепринят. Ему учили во всех гимназиях, куда поступали дети разного состояния,
в том числе и недворяне, в духовных училищах, в коммерческих школах для
купечества и т. д. Из языка дворянской элиты французский превратился в язык
интеллигенции, и в высших слоях дворянства появился новый фаворит — английский.
На рубеже
XIX-XX веков русский высший свет предпочитал подчеркивать свою элитарность
именно английским языком и вообще англоманией. На этом языке говорили в семье
Николая II (наряду, однако, с русским); ему учили английские бонны и гувернантки,
оказавшиеся в эти годы очень востребованными. Проявлением моды на все
английское было и увлечение британскими университетами — Оксфордом и Кембриджем,
куда стали отправлять сыновей и даже дочерей для завершения образования. Юные
аристократы обучались литературе или искусствоведению и возвращались домой с престижными
дипломами «магистров искусств».
Обучение
любому языку в дворянской среде предпочитали начинать как можно раньше и притом
наиболее надежным способом — постоянным общением с носителем этого языка.
Как писал
один русский журнал 1840-х годов: «У всех вельмож по роду, и по месту, и у всех
тех, которые гонятся за вельможеством на золотых колесах, давно уже ввелось
обыкновение держать при детях от самого их рождения английских нянек; и крошечные
дети, когда они еще ничего не умеют выговорить порядочно, лепечут уже
по-английски; но как скоро только в них начинают развиваться понятия, то
родители, из боязни испортить французский выговор, отпускают англичанку и приставляют
к детям французов».
Полученные
естественным путем разговорные навыки закрепляли обучением чтению, а позднее
письму на иностранном языке, бесконечными переводами и опробованной на других
предметах методикой заучивания наизусть.
Занимались
языками несколько раз в неделю (французским почти ежедневно), по два-три часа.
Ну и разумеется,
во многих семьях чередовали разговорную практику на иностранном языке.
Н.П. Грот
вспоминала, что «мать почти всегда говорила с нами по-французски, а в определенные
дни заставляла нас говорить и между собою исключительно по-французски и по-немецки,
что и делалось нами по возможности, но без строгого педантизма».
Поскольку
большинство дворян учились кое-как и за границей во всю жизнь свою не бывали,
то и язык, который они считали французским, таковым являлся весьма
приблизительно. Это был «русский француз ский», с не вполне правильными
выговором, словоупотреблением и построением фраз. И кроме того, очень немногие
даже такой язык «знали до конца». Нередко активный французский ограничивался
несколькими десятками расхожих фраз и выражений и приблизительным пониманием
смысла прочитанного. Даже хорошо знавшие язык говорили в манере, «отдававшей
классной комнатой», преимущественно заученными фразами. В результате и «мышление
их, — как писал современник, — приобретало те же приемы приблизительности и неточности».
Образование девочек
Довольно
долгое время родители обращали внимание лишь на образование сыновей, оставляя
дочерей практически неграмотными. Лишь девочки из высшей аристократии,
предназначенные к жизни при дворе, уже в начале XVIII века начали воспитываться
в соответствии с новыми требованиями.
От придворной
дамы требовалось знание иностранного языка и «политеса», умение танцевать,
музицировать и, при наличии голоса, петь, а также способность немного писать
(хотя бы любовную записку) и ориентироваться в той самой мифологии (чтобы не
попасть впросак, если кавалеру вздумается сделать «мифологический» комплимент).
Как писала историк Е.Н.Щепкина: «Со введением иноземного платья и новых обычаев
среди столичной знати пытались обучать и девочек чему-нибудь, кроме церковной
грамоты, но еще никто не знал, чему и как учить, и дело сводилось к тому, что
их по внешности уподобляли иностранкам. Хватались за всех, от кого могли
ожидать помощи в деле воспитания».
Поначалу в
наставницы нанимали «баб и девок» из Немецкой слободы, а для собственных
дочерей Петр выписал уже настоящую воспитательницу из-за границы. Елизавета
Петровна знала русскую грамоту (даже сочиняла «вирши»:
Я не в своей
мочи огонь утушить, сердцем болею, да чем пособить?»), прелестно танцевала,
любила итальянскую музыку и могла говорить (не скажем – читать) на немецком и
итальянском языках. Французский она знала хорошо – одно время ее готовили в
жены французскому королю - и на нем, кажется, свободно читала. Научных же
познаний, как и большинство девушек ее круга, почти не имела, да и не больно-то
в них нуждалась. Из современниц Елизаветы, кажется, только дочери фельдмаршала
Б.П.Шереметева, серьезные и умные девушки, тянулись к знаниям и, как писала
Е.Н.Щепкина, «учились даже некоторым предметам из школьных программ того
времени. Их гувернантка, г-жа Штуден, так сблизилась с ученицами, что
последовала в ссылку за многострадальной Натальей Борисовной».
3. Яснополянская школа
Л.Н.Толстого
В теоретическом наследии
и практическом педагогическом опыте прошлого школа, открытая Л.Н. Толстым для
крестьянских детей Ясной Поляны, занимает особое место. В этой школе
закладывались основы «педагогики ненасилия». Не случайно педагогические взгляды
Л.Н. Толстого и его педагогический опыт оказали огромное влияние на многих
педагогов-гуманистов.
Значительная часть
взглядов Толстого на образование и воспитание ребенка оформилась именно в период
существования Яснополянской школы, хотя и позже он обращался к этим проблемам
неоднократно. Они нашли выражение в статьях разных лет: «Воспитание и
образование», «О народном образовании», «Прогресс и образование», «Кому у кого
учиться писать: крестьянским детям у нас или нам у крестьянских детей?», в
Дневнике Яснополянской школы (50-е – 60-е г.г.), в «Азбуке» и «Общих замечаниях
для учителя» к ней (70 –е г.), в статье «О воспитании» (1909), книгах афоризмов
мудрецов мира.
Его ранние статьи о
воспитании и образовании отличались парадоксальностью и вызвали возмущение
многих педагогов и общественных деятелей того времени. Н.Г. Чернышевский
откровенно советовал молодому писателю «поучиться» и «стать в уровень с
наукой». Заявления «воспитание не воспитывает, а только портит», «лучшая
система в деле воспитания может не иметь никакой системы», «права воспитания не
существует», содержащиеся в его ранних статьях, многими современниками Л. Н.
Толстого и исследователями его творческого наследия часто расценивались как
пропаганда анархии в деле воспитания.
Действительно, в ранних
статьях он противопоставил воспитание образованию и отрицал первое как одну из
форм насилия над личностью ребенка. В конце жизни он признал ошибочность и
искусственность такого противопоставления: «И воспитание, и образование
нераздельны. Нельзя воспитывать, не передавая знания, всякое же знание
действует воспитательно». Вопросы образования в последние годы рассматривались
им в неразрывной связи с вопросами воспитания.
Образование, по Л.Н.Толстому,
составляет совокупность всех тех влияний, которые развивают человека, дают ему
более обширное миросозерцание. Детские игры, работа, учение (насильственное и
свободное), искусства, науки - все образовывает, созидает человека.
Цель школы, по Л. Н. Толстому,
— это воспитание творческой, нравственной личности, задача обучения и
воспитания — это формирование творческого мышления и нравственного
самосознания. «Если ученик в школе, — указывал он, — не научится сам ничего
творить, то и в жизни он всегда будет только подражать, копировать». Система
образования и должна содействовать гармонии развития учащегося.
Л. Н. Толстой обратил
внимание на то, что обычно «развитие ошибочно принимается за цель», что
педагоги содействуют развитию, а не гармонии развития и в этом заключается
«вечная ошибка всех педагогических теорий». Первообразом гармонии, правды,
красоты и добра является, по мнению писателя, родившийся ребенок, все его
дальнейшее психическое развитие «есть не только не средство для достижения того
идеала гармонии, который мы носим в себе, но есть препятствие... к достижению
высшего идеала гармонии».
Развивая эти мысли, Л. Н.
Толстой сравнивает педагога с плохим ваятелем, который, вместо того чтобы
соскоблить лишнее, налепливает все больше и больше, «раздувает, залепляет
кидающиеся в глаза неправильности, исправляет, воспитывает». Ребенку, по мысли
писателя, «нужен только материал для того, чтобы пополняться гармонически и
всесторонне».
Взгляды Л.Н. Толстого на
проблемы образования, воспитания, развития ребенка не были оторваны от жизни,
они питались самой жизнью и вытекали из его педагогического опыта.
Заключение
В народной педагогике обязательно включение ребенка в различные виды деятельности (трудовую, празднично-игровую и т.д.) вместе со взрослыми. Семья наряду с общиной считалась основным воспитателем ребенка. Она несла ответственность за качество воспитания не только перед общиной, но и перед церковью. Религиозные заповеди и запреты, соединенные с сохранившимися народными представлениями о совершенной личности, являлись содержанием целей и задач воспитания, которые дошли до настоящего времени в виде заповедей, народной мудрости. Мудрость народного воспитания как исторически проверенного опыта должна стать основой современных учебно-воспитательных систем. Поступки и деятельность людей ограничиваются определенными запретами, способствующими сохранению и развитию человеческого общества и его взаимоотношений с окружающей средой. Общими практически для всех этносов, наций и народов являются следующие заповеди: "не убий", "не лги", "не воруй", "не желай чужого" и др. Они же входят в число библейских заповедей. Помимо заповедей-запретов народная педагогика большое место всегда отводила заповедям — целям воспитания и обучения. Ведущей заповедью в этой системе является воспитание человека-патриота, носителя традиций и чаяний своего народа. Она выражается не только в описаний героизма людей, но и в поэтических описаниях родной природы, прославлении своей Родины, осуждении предательства, трусости и уклонения от исполнения гражданского долга. На примерах былинных героев: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович и другие защитники Отечества. Следующая заповедь народной педагогики — воспитание доброты и любви к людям. Многие библейские заповеди учат этому: "Возлюби ближнего своего, как самого себя, да благо тебе будет". Добрый человек обязательно должен быть скромным, кротким, миротворцем, видящим свои недостатки и не осуждающим других. Третья заповедь — воспитание трудолюбия. Народ всегда высмеивал лодырей, лежебок, бездельников. Особенно ярко эта заповедь выражена в народных пословицах: "Деревья смотри в плодах, а людей — в делах", "Под лежачий камень вода не течет". Но одним из важнейших условий воспитания в народной педагогике считается доброе, уважительное отношение к ребенку. Первый этап в обучении юного дворянина - у домашнего или частного преподавателя: «От роду моего лет семи или более отдали меня в том же селе Харине, где отец мой жил, пономарю Филиппу Брудастому, учиться». Учителем мог быть и священник, как человек, который лучше и правильней всего мог передать искусство чтения богослужебных книг: «…и был у сына воеводского учитель, отставной престарелый поп…».
Но кроме того
существовала практика, когда родители (отцы) сами давали начальное образование
своим сыновьям и одновременно воспитывали их, в основном потому, что частные
уроки не давали желаемого результата: «Начал его при себе грамоте учить не так,
как меня учил пономарь Филипп Брудастый, который только мучил одним всегдашним
прилежным сидением, а не учением: я учил своего пасынка не доводя его никогда
до малейшей скуки в учении, пускал его часто гулять и приучал самого по своей
воле садиться за учение».
Следующим
этапом образования обыкновенно была отдача своего чада (сына) в учебное
заведение: «…отдавали мы его потом в пансион и университет обучаться
французскому языку, математике и прочим наукам…». Кроме того, учеба здесь
неизбежно способствовала установлению дворянского самосознания.
В обычае было
отдавать детей на воспитание и обучение родственникам, хорошим знакомым и
благодетелям. Их воспитание в основном ограничивалось не постижением наук, а
научению быть хорошей хозяйкой и женой.
И, наконец,
следующий этап: образование неизбежно оканчивается службой, которая напрямую
зависела не только от личных качеств молодого дворянина, но и от полученного им
воспитания и образования.
Итак, мы видим, что воспитание дворянских и крестьянских детей отличалось. Но конечная цель одна - научение девочек быть хорошей хозяйкой и женой, а мальчиков - главными помощниками в семье, полезными своему государству.
Список литературы
1.
Муравьева, О.С. Русские утопии/ О.С. Муравьева /(Альманах «Канун»). Вып.
1. СПб., 1995, С. 154-178.
2.
Честерфилд. Письма к сыну // Честерфилд. Письма к сыну. Максимы.
Характеры. Л., 1971. С. 207.
3.
Воспоминания братьев Бестужевых. Пг., 1917. С. 64.
4.
Станиславский, К.С. Моя жизнь в искусстве. М.; Л., 1941. С. 15.
5.
Гарин-Михайловский, Н. Г. Детство Темы // Собр. соч.: В 5 т. М., 1957. Т.
1. С. 109.
6.
Толстой, С.Л. Очерки былого. Тула, 1968. С. 88.
7.
Толстой, Л.Н. Война и мир. // Полн. собр. соч. М.;Л., 1930. Т. 9. С. 134.
8.
Мещерская Е.К. Трудовое крещение. // Новый мир. 1988. № 4. С. 212—213.
9.
Толстой, С.Л. Очерки былого. С. 102.
10.
Пушкин, А.С.. Т. XII. С. 171—172
11.
Фомичев, С.А. Грибоедов в Петербурге. Л., 1982. С.171.
12.
Дневник В.А. Жуковского цит. по: Иезуитова Р.В. Пушкин и «Дневник» В. А.
Жуковского 1834 г. // Пушкин: Исслед. и мат. Л., 1978. Т. VIII. С. 243.
13.
Фонвизин, Д.И. К г. сочинителю «Былей и небылиц» от сочинителя вопросов //
Собр. соч. М.; Л., 1959. Т. II. С. 273.
14.
Лотман, Ю.М. Театр и театральность в строе культуры начала XIX века //
Лотман Ю.М. Избр. статьи. Т. 1. С. 269—287.
15.
Жуковский, В.А. Писатель в обществе.// Собр. соч.: В 4 т. М.; Л., 1960. Т.
4. С. 393.
16.
Соллогуб, В.А. Воспоминания. // Соллогуб В.А. Повести. Воспоминания. Л.,
1988. С. 566.
17.
Пушкин, А.С. Т. VI. С. 171.
18.
Толстой, Л.Н. Детство // Полное собр. соч. Т. 1. С. 53.
19.
Цветаева, М.И. Повесть о Сонечке. // Цветаева М.И. Проза. М., 1989. С.
343—344; 347—348.
20.
Кириченко, О.В.
Дворянское благочестие XVIII века. М.,1997.
21.
Кудрявая, Н.В.
Лев Толстой о смысле жизни / Н.В. Кудрявая.– М.: Красный пролетарий, 1993.
22. Кузина, Т.Ф., Батурина Г.И. Занимательная педагогика народов России: советы, игры, обряды / Т.Ф. Кузина, Г.И. Батурина.— М.: Школа-Пресс, 1998. 23. http://www.ethnomuseum.ru/section66/126/2847/4533.htm 24. Волков Г.Н. Этнопедагогика: Учеб. для студ. сред. и высш. пед. учеб. заведений / Г. Волков, А. Панькин - М.: Издательский центр "Академия", 1999. - 168 с.
[1] О.
С. Муравьева // Русские утопии (Альманах «Канун»). Вып. 1. СПб., 1995, с.
154-178.
[2]
Честерфилд. Письма к сыну // Честерфилд. Письма к сыну. Максимы. Характеры. Л.,
1971. С. 207.
[3]
Воспоминания братьев Бестужевых. Пг., 1917. С. 64.
[4]
Станиславский К. С. Моя жизнь в искусстве. М.; Л., 1941. С. 15.
[5]
Гарин-Михайловский Н. Г. Детство Темы // Собр. соч.: В 5 т. М., 1957. Т. 1. С.
109.
[6]
Толстой С. Л. Очерки былого. Тула, 1968. С. 88.
[7]
Толстой Л. Н. Война и мир. // Полн. собр. соч. М.; Л., 1930. Т. 9. С. 134.
[8]
Мещерская Ек. Трудовое крещение. // Новый мир. 1988. № 4. С. 212—213.
[9]
Толстой С. Л. Очерки былого. С. 102.
[10] Пушкин А. С.. Т. XII. С. 171—172
[11]
Фомичев С. А. Грибоедов в Петербурге. Л., 1982. С.171.
[12]
Дневник В. А. Жуковского цит. по: Иезуитова Р. В. Пушкин и «Дневник» В. А.
Жуковского 1834 г. // Пушкин: Исслед. и мат. Л., 1978. Т. VIII. С. 243.
[13]
Фонвизин Д. И. К г. сочинителю «Былей и небылиц» от сочинителя вопросов // Собр.
соч. М.; Л., 1959. Т. II. С. 273.
[14]
Лотман Ю. М. Театр и театральность в строе культуры начала XIX века // Лотман
Ю. М. Избр. статьи. Т. 1. С. 269—287.
[15]
Жуковский В. А. Писатель в обществе.// Собр. соч.: В 4 т. М.; Л., 1960. Т. 4.
С. 393.
[16]
Соллогуб В. А. Воспоминания. // Соллогуб В. А. Повести. Воспоминания. Л., 1988.
С. 566.
[17]
Пушкин А. С. Т. VI. С. 171.
[18]
Толстой Л. Н. Детство // Полное собр. соч. Т. 1. С. 53.
[19]
Цветаева М. И. Повесть о Сонечке. // Цветаева М. И. Проза. М., 1989. С.
343—344; 347—348.
|