Дипломная работа: Политическая полиция и охрана государственного порядка в период правления Александра III

Служба наружного наблюдения состояла только из иностранцев: Барле, Риан, Росси, Бинт. Первое время руководство этой службой было поручено французу Александру Барле, частному сыщику, который был рекомендован Круковскому Плеве, был самым оплачиваемым из этих агентов, он получал 500 франков в месяц. Анри Бинт, являвшийся полицейским в Эльзасе, за полтора года службы в "Дружине" оказал ей много услуг; затем на протяжении 35 лет он прослужил в заграничной агентуре охранки. Объясняя свое решение принять предложение охранки, Бинт главной причиной считает свое знакомство с французским аристократом Жоржем Дантесом (бароном Геккереном), который находился при дворе Николая I и в 1837 г. убил на дуэли Пушкина. Когда Бинт получил предложение "Дружины", он решил проконсультироваться с Дантесом, который убедил его принять предложение [38, с. 120].

Агенты-иностранцы все же были ненадежны. Они могли передать революционерам сведения, если те предлагали за них больше, чем платило русское правительство. Кроме того, некоторые агенты-иностранцы пытались шантажировать руководство Заграничной агентуры, угрожая передачей секретных сведений революционным кругам. Такие сотрудники сразу же увольнялись, чтобы в случае возникновения международного скандала не ставить в неловкое положение и сам институт зарубежного политического сыска и руководство страны, в которой инцидент произошел, но они все равно оставались потенциально опасны для спокойной работы охранки. Однако подобные случаи были немногочисленны.

Позднее во главе наружного наблюдения становится коллежский регистратор Милевский, и к службе наружного наблюдения начинают привлекаться русские филеры. Это очень важная веха в развитии нашей агентуры – теперь в России научились готовить своих агентов, на долю которых выпадет и разведывательная деятельность. Причем профессионализм сотрудников Заграничной агентуры французские власти ставили выше деятельности собственных спецслужб и доверяли российским агентам охранять поездки самого президента Франции [15, с. 56].

Корвин-Круковский обосновался в Париже в помещении Российского посольства на ул. Гренель, 79. Несмотря на определенные неудобства нахождения политической полиции и дипломатическом учреждении, Заграничная охранка располагалась по этому адресу вплоть до ее ликвидации после Февральской революции.

В.К. Агафонов, член партии эсеров, принимавший участие в работе Комиссии по разбору архива Парижского бюро Заграничной агентуры, пишет о своих впечатлениях от посещения «штаба» Заграничной охранки: «Заграничная агентура помещалась в нижнем этаже русского консульства в Париже и состояла из двух небольших комнат. Одна — в два окна, другая имела одно окно, за решетками. Первая комната — канцелярия: вдоль ее стен стояли высокие, до самого потолка, шкафы с делами, здесь же находились две шифоньерки с карточными каталогами, шкаф со старыми делами, агентурными листками, альбомами фотографий революционеров. Альбомы были большие и маленькие. Часть альбомов, видимо, предназначалась для надобностей самой заграничной агентуры, в них было помещено несколько сот фотографий революционеров. И маленькие альбомчики, так называемые «карманные», предназначавшиеся для агентов наружного наблюдения, в которых было 20 — 30 фото революционеров, главным образом террористов. В комнате стояло три письменных стола с пишущими машинками на них и массивный несгораемый шкаф [15, c. 57].

Вторая комната была кабинетом. Великолепный письменный стол красного дерева с роскошными бронзовыми канделябрами и другими украшениями, диван, кресло, стулья красного сафьяна и два больших портрета царя и наследника... Вот он, тот центр, — пишет Агафонов, — откуда невидимая рука направляла свои удары в самое сердце русской политической эмиграции; здесь плелась паутина, окутывающая нас и наших товарищей тысячью тонких, но крепких нитей; здесь... совершались сатанинские искушения, и слабые или уже развращенные становились окончательно предателями...» [35, с. 89]

Вполне можно понять ненависть этого террориста, ведь умелые действия сотрудников этого ведомства предотвратили сотни «мероприятий» подобных ему революционеров, которые могли стоить многих жизней ни в чем неповинных людей.

Заграничная охранка была непосредственно связана с 3-м делопроизводством Департамента полиции, а после 1898 г. — с Особым отделом. Вся отчетность, переписка заграничной агентуры направлялись в указанные структуры. Отсюда же получали инструктивные письма, предписания, сведения о финансировании. В этих структурах Департамента полиции и отложились документы, связанные с историей Заграничной агентуры. Дела сформированы по городам и странам, откуда поступала информация, а также, в исключительных случаях, по адресатам [35, с. 93].

Так же, как организация самого Департамента, становление службы Заграничной агентуры заняло несколько лет.

З.И. Перегудова и П.А. Кошель сходятся в оценке первого руководителя Зарубежной агентуры – Корвин-Круковский не был удачной фигурой для такой должности. Посланный в 1884 г. за рубеж сотрудник 3-го делопроизводства Департамента Г.К. Семякин по возвращении составил доклад, в котором указывал, что Круковский делом не интересуется, не понимает его и даже не дает себе труда разбирать письма, доставляемые ему Барле, заваливая всяким хламом Департамент. Кроме того, были отмечены и финансовые нарушения. Семякин предлагал провести реорганизацию в 3-м делопроизводстве и в Заграничной агентуре [29, с. 211].

Летом 1884 г. с большими сложностями удалось отстранить Корвин-Круковского от работы. Приехавшая из центра проверка во главе с Г.К. Семякиным, обнаружила крупные денежные хищения в отделе. Комиссия Семякина представляет для нас двойной интерес: именно из ее отчета мы узнаем о структуре зарубежной агентуры. Семякин указывает, что наблюдение за деятельностью эмигрантов за границей осуществляется при помощи:

1) консулов в Париже, Вене и Берлине и вице-консула Шафирова в Сулине,

2) сношения пограничных жандармских офицеров с пограничными прусскими, австрийскими полицейскими властями,

3) Краковского полицейского комиссара Костржевского,

4) корреспондентов Департамента полиции в Бухаресте, Вене, Женеве и Париже.

Семякин дает следующую характеристику всех этих учреждений и лиц:

«1) Консулы в Вене и в Берлине, поддерживая оживленные сношения с Департаментом, вполне обстоятельно исполняют все требования последнего и сообщают ценные сведения как о русских подданных, участвующих в революционной деятельности преступных сообществ в Австрии и Германии, так и о проявлениях социально-революционного движения вообще в названных государствах. Генеральный консул в Париже, не имея, по-видимому, связей с Парижской префектурой, ограничивается формальным исполнением требований полиции. Расходы всех трех консулов на секретные надобности не превышают двух тысяч рублей в год. Вице-консул в Сулине Шафиров доставляет сведения неравномерно, и Департамент полиции даже не знает личного состава, деятельности и сношений эмигрантов в Румынии. По мнению Семякина, командировка Милевского в Бухарест исправит положение дела; но, кроме того, необходимо увеличить денежные затраты на агентуру в Румынии. Шафиров получает всего на это дело 3 тысячи рублей в год.

2) Сношения пограничных жандармских офицеров с соседними прусскими и австрийскими полицейскими властями не дали до сего времени, по новизне дела, ощутимых результатов. Лишь сношения капитана Массона с краковской полицией приносят, по мнению Семякина, значительную пользу для уяснения социально- и национально-революционных происков галицийских поляков. Майором же Дедиллем (сношения с галицийскими властями) и начальником Подольского губернского жандармского управления Мазуром Семякин недоволен, особенно последним, так как его экзальтированные сообщения представляются бессвязным лепетом нервно расстроенного человека. Впрочем, и расход на эти международные сношения был крайне незначительный - 300 рублей Массону и 90 рублей пособия Мазуру.

3) Несомненное значение имеют обстоятельства и вполне верные сообщения Костржевского, но, к сожалению, меланхолично сообщает Семякин, сношения эти совершенно не оформлены, и отсутствие какого-либо вознаграждения за них не дозволяет Департаменту злоупотреблять любезностью Костржевского. Эта любезность была вскоре вознаграждена: комиссар Костржевский получил орден» [29, с. 231].

На освободившуюся должность был приглашен П.И. Рачковский, находившийся в это время в распоряжении Департамента полиции и выполнявший отдельные его поручения.

На этом заканчивается первый этап становления зарубежной агентуры. За эти четыре года этот особый отдел Департамента полиции стал фактически самостоятельной спецслужбой, соединявший функции политического сыска и внешней разведки. Оправившись от удара, нанесенного народовольцами 1 марта 1881 года, политический сыск готовился контратаковать. Зарубежная агентура взяла на себя тяжелое и ответственное дело – разгром европейских центров «Народной воли». Стоит сказать, что не все проходило гладко – не было подготовленных сотрудников, приходилось полагаться на иностранцев, согласных за внушительные суммы доставлять информацию. Но как мы увидели, к 1884 году ситуация значительно поменялась. Корвин-Круковский возглавил этот отдел в самый тяжелый момент, и поэтому, несмотря на все оплошности в его работе, в целом результат его труда можно оценить положительно. Его время закончилась, пришла пора титанов зарубежного политического сыска.

3.3 ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЗАРУБЕЖНОЙ АГЕНТУРЫ ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ ПОД РУКОВОДСТВОМ П.И. РАЧКОВСКОГО В 1884 – 1894 ГГ.

Как и в случае с Департаментом полиции, новый этап развития Зарубежной агентуры связан со сменой руководства. Летом 1884 года зарубежную агентуру Департамента полиции возглавил П.И. Рачковский. Трудно переоценить роль этого человека в деятельности российского политического сыска. Как только не называли его историки, какими только эпитетами не награждали его: авантюрист в генеральском мундире, одна из самых ярких и в тоже время темных личностей царской охранки (Л.М.Жухрай), один из столпов политического сыска в России (Р.Ш.Ганелин), одна из самых крупных и мерзких фигур русской политической полиции, отец российской полицейской провокации (Ф.М.Лурье), темная личность, прирожденный интриган, любивший заниматься подделкой документов (Н.Кон), ангел-хранитель царского режима (Е.П.Семенов) [16, с. 21].

Но нам интереснее, как относились к нему современники, его коллеги по работе. Практически все находили, что Рачковский – человек, обладающий недюжинным интеллектом, хитростью и профессиональной сноровкой. Барон М.А. Таубе, например, говорил о глубокой преданности этого полицейского Родине и преданности своему делу.

Самой высокой оценки удостоил Рачковского С.Ю. Витте. По его мнению, это не только самый талантливый, но и самый порядочный из всех полицейских империи [16, с. 22].

Однако Л.В. Герасимов, глава Петербургской охранки, считал, что талант Рачковского раздутый, а все его достоинства – преувеличенными, ведь именно с него начался период провокаторства, не только сгубившего революционные организации, но и серьезно подорвавшего весь аппарат государственной безопасности империи.

Так что это был за человек? И.А. Муратов поместил его биографию в книгу «100 великих авантюристов». Мы рассмотрим основные этапы деятельности этого, без сомнения интересного и неординарного полицейского.

Несмотря на то, что его отец и его мать - поляки и католики, дети их были крещены уже по православному обряду и в определенном смысле себя Петр Иванович мог считать, по крайней мере, наполовину, русским человеком. Кроме того, стоит отметить, что Рачковский, несмотря на занимаемую должность, не имел юридического образования, то есть был самоучкой.

Свою деятельность, как и В.К. Плеве, Петр Иванович начал в Министерстве юстиции в качестве временного судебного следователя в Архангельскую губернию, в далекую Пинегу. Там будущий глава зарубежной агентуры вел себя крайне либерально, получив положительную оценку у находящихся та политических заключенных, за что и был уволен [42, с. 247].

Весной 1879 года П.И.Рачковский был арестован из-за связи с неким Семенским, подозревавшимся в укрывательстве террориста Л.Ф.Мирского после его покушения на шефа жандармов Д.Р. Дрентельна. Находясь под следствием, Рачковский выразил готовность оказать полиции агентурные услуги. Предложение было принято.

Первым порученным ему делом была дискредитация журнала «Русский еврей», превратившийся к тому времени в печатный орган «Народной воли». Это задание он провалил. Его раскрыл Клеточников – двойной агент Третьего отделения и «Народной воли», и Рачковскому пришлось покинуть Санкт-Петербург.

Вернулся он в 1881 году уже как член «Священной дружины», о которой мы говорили ранее. Роль его в этой организации была незначительной, второстепенной. Но, несмотря на это, его заслуги были оценены, и с 31 мая 1883 года приказом по МВД от 18 июня П.И. Рачковский был официально зачислен в штат Министерства с откомандированием его для занятий в Департаменте полиции под руководством заведующего агентурой Петербургского охранного отделения, инспектора секретной полиции жандармского подполковника Г.П. Судейкина [15, с. 37].

После увольнения Корвин-Круковского по рекомендации Г.К. Семякина Рачковский становится главой зарубежной агентуры. С этого момента и начинается новый этап деятельности этой организации.

Успех пришел к Рачковскому в 1886 году, когда в ночь с 20 на 21 ноября его агентам удалось разгромить крупную народовольческую типографию в Швейцарии. Рачковскому через свою агентуру удалось установить, что главная типография народовольцев находится в Женеве. Он решил ликвидировать ее, невзирая на государственный суверенитет Швейцарии. Установив точный адрес типографии, он дал указание своему представителю в Швейцарии — ротмистру Турину — отыскать среди женевских преступников человека, который помог бы ночью взломать двери типографии, причем сделать это профессионально. Через несколько дней был завербован швейцарец Морис Шевалье, опытный взломщик [14, с. 42].

Месяц спустя, в ночь с 20 на 21 ноября, у Дома народного творчества в Женеве собрались лично Рачковский, его сотрудники Турин, Милевский, Бинта, тайный агент "Ландезен" и Шевалье. Типография не охранялась — у народовольцев не было денег на сторожа, к тому же они недооценили соперника, уверенные, что агенты тайной полиции не осмелятся в нарушение международных норм разгромить предприятие на территории суверенного государства. По знаку Рачковского Шевалье легко открыл двери. Началась ликвидация типографии. Было уничтожено: шесть листов (по тысяче экземпляров каждый) готовившейся к выходу 5-й книжки "Вестника Народной воли", "Календарь Народной воли", третья и четвертая части второй книжки "Вестника", "Набат" и другие издания "Народной воли" - всего до 6 тысяч экземпляров; кроме того, был рассыпан текущий набор журнала и разбросано по улицам Женевы около 6 пудов шрифта [29, с. 124].

Рачковский поручил одному из своих тайных агентов, некоему Гольшману, профессиональному журналисту, описать проведенную в Женеве операцию. Полученный в Петербурге доклад о разгроме народовольческой типографии произвел большое впечатление и на директора департамента полиции Дурново, и на министра внутренних дел и шефа жандармов графа Толстого. За эту операцию 4 декабря 1886 года Рачковскому были пожалованы: чин губернского секретаря и орден святой Анны III степени. Щедрые награды получили и агенты Рачковского Гурин, Милевский, Бинт, Ландезен [14, с. 45].

Тогда же было установлено наблюдение за конспиративной квартирой Л.А. Тихомирова – товарища С.П. Дегаева. Войдя в контакт и Тихомировым, Рачковскому удалось переубедить известного народовольца, он отрекся от своей революционной деятельности. Его знаменитая брошюра "Почему я перестал быть революционером?" была напечатана на деньги, полученные Л.А.Тихомировым от П.И.Рачковского. "Был в консульстве вчера. Там встретил так называемого Леонова Петра Ивановича (П.И. Рачковский). Был у него от двух до четырех с половиной. Оставил у него свое прошение. Сказал придти сегодня утром. Пришел в 10 часов, пробыл до 1 ½ часа. Очень интересный и даже симпатичный человек", - записал Л.А.Тихомиров в своем дневнике от 8 сентября 1888 года [1]. Тихомиров был человеком строгих принципов, поэтому он открыто объявил о перемене своих взглядов и отказался выдать Рачковскому своих бывших товарищей.

Глава зарубежной агентуры кроме того наладил отношения с французской и германской прессой, с их помощью влиял на общественное мнение Европы. «После уничтожения народовольческой типографии, эмигранты решили поднять тревогу в иностранной печати и воспользоваться означенным случаем, чтобы выступить перед Европой с ожесточенными нападками на русское правительство. Зная о таковом намерении, я решил не только противодействовать ему, но, вместе с ним, и деморализовать эмиграцию с помощью той же печати, на которую революционеры возлагали столько надежд», - писал Рачковский директору департамента П.Н.Дурново о наблюдении за деятельностью русских революционных организаций за границей [3, c. 34]. Через завербованного им бывшего советника французского министерства иностранных дел, датчанина родом, журналиста Жюля Генсека (Генсен), была организована дискредитация во французской печати русской революционной эмиграции. В этом Рачковскому помогали и другие французские журналисты: Калометт (Фигаро), Мора (Petit Parisen), Рекули. Кроме того люди Рачковского завербовали многих Французских полицейских, которые разрешили за солидные суммы практически в открытую следить за народовольцами.

В феврале 1887 г. Рачковский послал своих агентов в Париж, чтобы разгромить типографию "Народной воли", которую они там недавно обнаружили.

Официально представляя интересы самодержавия, Рачковский продолжал борьбу с врагами российской короны через завербованных французских чиновников. В 1887 г. он убеждал префекта французской полиции Фрагнона, что враги российского самодержавия во Франции не могут представлять интересы русских людей, как они это утверждают, так как идеи свои они почерпнули у западных радикалов (которых Фрагнон, конечно, презирал) , а все их сообщники — евреи, украинцы или поляки [16, с. 135].

Затем Рачковский изменит тактику и будет просить Петербург наградить полицейского префекта Гроньона и его помощников, чтобы иметь возможность "действовать без всяких внешних стеснений со стороны префекта и его подчиненных, а также пользоваться их прямыми (хотя, конечно, негласными) услугами во всех потребных случаях" [3, c. 35].

7 марта 1887 г. Дурново потребовал от Рачковского, чтобы тот сократил свои расходы. Предполагая, что Рачковский занимается агентами внутреннего наблюдения заграничной агентуры, а агентами внешнего наблюдения руководит французский детектив Барле, Дурново предложил Рачковскому взять под свою опеку и "силы наблюдения". На это Рачковский отвечал, что еще три года назад, вступив в должность, фактически взял на себя все обязанности Барле. Чтобы не устраивать "неприятностей", полностью отстраняя Барле от дел, Рачковский объявил, что отправит его на пенсию и будет платить ему 3 тыс. франков в год [35, с. 111]. Некоторых компетентных сотрудников Барле он возьмет работать к себе.

В 1889 г. при Рачковском начала действовать агентура на Балканах, деятельность которой распространялась на Румынию, Болгарию, Сербию, Австро-Венгрию. Долгое время Балканской агентурой управлял Александр Моисеевич Вейсман, бывший секретный сотрудник жандармского управления Одессы (впоследствии его сменил В.В. Тржецяк).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8