Курсовая работа: Придворное общество Франции по мемуарам герцога Сен-Симона
И Людовик был отчасти прав - какой
смысл убивать противника? Ведь тогда он никогда не узнает, что он проиграл, а
стать настоящим победителем можно только при наличии противника, который побит
тобой и признаёт это.
Так вот рухнули все мечты и
надежды идеального сына своих идеальных родителей. "Мемуарист" постоянно
кричал Вселенной: "Это нечестно!" и слышал в ответ: "Правда? Ну
что ж."
Автор будущих "Мемуаров"
добился лишь одного действительно почетного назначения - он возглавил в 1721
году пышное французское посольство в Мадрид (правда, политическое значение
этого посольства было минимальным) [13],
но, как говориться, один рвётся до ветра, другой - до бури.
Бывали у Сен-Симона приступы
раздражения, и он не раз хотел было оставить двор, но друзья и жена всякий раз
его отговаривали. Ведь, на самом деле, Сен-Симону не хватало минимума, чтобы
достичь максимума. Да он и сам не мог существовать без двора, без придворной
жизни, такой насыщенной и одновременно пустой[14],
которая была как раз по нему, ведь всем нам достаётся именно то, чего мы
заслуживаем. Вот почему он купил домик в Версале, вот почему был так рад, когда
получил, наконец, (в 1710 году) более чем скромные апартаменты в Версальском
дворце, хотя сам он, на самом-то деле, уже и мечтать не мог ни о чём, кроме
кола-двора-жены-стряпни.
Смерть в 1723 г. Филиппа Орлеанского,
регента при малолетнем Людовике XV, положила конец дипломатической карьере
Сен-Симона и надеждам восстановить влияние своей семьи на государственные дела,
влияние, которое никогда и не было настолько большим, как Луи хотел бы. Все эти
мечты и надежды на положение в обществе с родителями и родственниками за спиной
рано или поздно бы обрушились на него, но вот - получилось рано, как и следовало
ожидать. И засунув свою нереализованную карьеру далеко и надолго, Сен-Симон
завершает восхождение по придворной лестнице (которое остановилось, так и не
начавшись) в общем-то, потому что наблюдать торжество врагов во время падения с
пьедестала, который был хоть и не высоким, но был - было слишком больно для седалищного
нерва бедного герцога. А ведь изменить своё отношение, своё восприятие самого
себя было бы намного проще и действеннее, чем потом падать с высоты воробьиного
полёта в небытие и семейный быт в имении Лаферте-Видам, хотя, не буду спорить: лучше
алиби - быть жертвой, каковой и изображает себя Сен-Симон на страницах своих
мемуаров.
Именно в имении Сен-Симон и
посвятил себя изливанию своей желчи и несбывшихся надежд в мемуары, ну а затем
его не удавшаяся жизнь так же неудачно закончилась, оставшись лишь на страницах
мемуаров и доске с его именем, в Париже, 2 марта 1755 г. Уронив своё
достоинство, Сен-Симон сделал вид, что оно не его. В принципе, это подтверждает
изречение - "Каждому воздастся по делам его".
После смерти Сен-Симона
многочисленные его бумаги были конфискованы по распоряжению двора и сданы в государственный
архив, тем самым заперев под замком ещё одно напоминание о данной личности. Как
мило, не правда ли? Всю жизнь Сен-Симон доказывал, что он достоин быть частью
жизни государства, а под конец его и вовсе изолировали от общества. Бедняга.
В своих мемуарах Сен-Симон
раздаёт меткие характеристики и не лезет в карман за острым словом, в полной
мере отыгрываясь на других за свои же ошибки (Сен-Симон - людоед-гурман: предпочитает
людей с изюминкой). Они стали появляться в печати только с 1784 года, а первое
полное издание (хотя и смягчённое) увидело свет в 1818 году, вызвав фурор в
стане романтиков, которые, не зная самой личности Сен-Симона, с восторгом и
упоением внимали его козням и обидам.
"Мемуары" Сен-Симона
не всегда объективны и точны, но, тем не менее, они представляют собой весьма
важный и ценный материал для людей, которые не могут и не хотят открыть глаза
на реальное положение вещей и на настоящие лица людей, надежда умирает
последней, зависть - никогда. Эти записки обнимают собою век Людовика XIV и
эпоху Регентства. Сен-Симон умело раскрывает не только придворные интриги, но и
политическую обстановку в стране, в которой ему так и не удалось принять
участия. Сатирически описывает придворную жизнь, новую знать, критикуя Людовика
XIV за ущемление прав родовитой знати, Сен-Симон, как и Гитлер, обиженный в
детстве всем миром, в сознательные годы всему этому миру мстит. Надо отдать ему
должное - месть, злоба и нереализованный карьеризм его были настолько мощны,
что их хватило на 11 томов и столь долгосрочны, что изучаются и по сей день.
Сен-Симон работал над мемуарами
более тридцати лет (и не было же других целей в жизни!) - пням ещё долго
слышится шелест листьев. Благодаря дружеским отношениям со многими влиятельными
людьми и долголетнему постоянному пребыванию при дворе он имел возможность
получать информацию из первых рук, а острая проницательность позволяла ему
угадывать скрытые мотивы человеческих поступков и бережно скрывать свои
истинные мотивы от других. Невзирая на поддержку высоких покровителей, карьера
его не задалась (чего и следовало ожидать - рыбак рыбака видит из далека, а
Людовик был не полным дураком по части разгадывания загадок человеческих
личностей) - поэтому он часто пристрастен, искажает факты и судит людей в
зависимости от своего к ним отношения, воспроизводя в своей голове свои
нереализованные амбиции (и карьеризм, который до конца его дней не давал
Сен-Симону спокойно жить).
Его сочинение изобилует
грамматическими ошибками (нам, сливкам общества, не до грамотности) и стилистическими
погрешностями, что позволяет читателю ещё раз убедиться в "гениальности"
и умственном потенциале автора. Правильно говорят - искусство говорить вредит
умению думать.
В своих мемуарах автор выступает
как представитель гибнущего феодального дворянства. Сен-Симон резко осуждает
Людовика XIV, умалившего значение дворянства и поощрявшего возвышение
буржуазного чиновничества, ещё раз напоминая всем какой он бедный-несчастный и
что жизнь чертовски несправедлива. (Да и вообще: "Как страшно жить!")
В отношении языка Сен-Симон
является таким же "запоздалым человеком", как и по мировоззрению: его
язык - скорее язык начала XVII в., чем начала XVIII; он лишен классической
стройности, изобилует устаревшими словами и оборотами; однако стиль его все же
сочен, живописен[15],
если можно так назвать неимоверное количество страниц обличения и обиды на
всех, кроме себя самого.
Таким образом, различные периоды
жизни герцога Сен-Симона, его знакомства и отношения наложили непосредственный
отпечаток на содержание "Мемуаров". В них автор пытался угадывать
скрытые пружины поступков тех или иных исторических личностей, но вместе с тем
на первый план часто выступала его пристрастность и личная неприязнь, без
которых Сен-Симон не был бы тем, кем он в итоге стал, а точнее - никем
особенным.
"Сен-Симон рассказывает мне
важно важные пустяки двора важного Людвига XIV", - иронически подметил ещё
А.И. Тургенев[16].
Стоит ли напрягать зрение, если
можно смотреть на мир чужими глазами? - так давайте же изучать мемуары
Сен-Симона дальше! Но нужно запомнить раз и на всегда, что не всё так точно
запоминают ученики, как ошибки своих учителей.
Луи де Рувруа герцог де
Сен-Симон жил в эпоху абсолютизма и тирании, когда "поэзия жизни" была
главным пунктом государственной политики[17],
особенно когда никакие выдающиеся способности не выделяются в человеке, а
заниматься чем-то надо.
Своей "истинной" целью
Сен-Симон поставил себе написание так называемой "правды" о "ежедневном
и ежечасном механизме" придворной жизни. Говорить правду во времена
абсолютной лжи уже революционный факт, чего не скажешь о Луи. Для Сен-Симона
всегда находилось логическое объяснение происходившим событиям, даже если их
приходилось придумывать. Хотя это представляется весьма сомнительным - его
целью скорее было ополчение на не принявших его людей, в частности Людовика,
как на корень всех зол в его жизни. Но в этом мире лишь оригиналы в ходу,
поэтому Сен-Симон противопоставляет себя официальным историкам короля (а всё
потому, что таковым у него стать не получилось, хотя очень хотелось, но
признать это было ни в коем случае нельзя), пытавшимся создать эпос о "самом
порядочном человеке королевства" и "самом блистательном правлении"[18]
со времён античных героев, хотя кто, скажите мне, безгрешен в этом мире,
в особенности во Франции?
Этот его импульс "мемуариста",
которым возомнил себя Сен-Симон, легко объясняется личной обидой на Людовика,
которую он не сможет забыть в течение всего своего существования (ибо жизнью
"это" я назвать никак не могу), на короля, продвигавшего гибкое
третье сословие в ущерб непокорной знати, и историческим самосознанием
личности, ответственной перед будущими поколениями[19].
И, как и его предшественники, Сен-Симон обратился к мемуарному жанру с намёком
на оригинальность.
Двоякая ценность мемуаров может
быть объяснена очень просто: исторически - это свидетельство о конце
царствования Людовика XIV и периоде Регентства, литературно - это произведение
с необычным для того времени стилем, на поверхности которого - вроде бы и
описание личностей и судеб, но на деле - скрытые и нереализованные мотивы и
желания, довольно приземлённые и предсказуемые (делать открытия - это наука,
делать вид, что делаешь открытия - это искусство, которым Сен-Симон под конец
своей жизни научился владеть в идеале).
Автор сам становился свидетелем,
а зачастую и активным участником описанных им как военных кампаний, так и
событий придворной жизни, был лично знаком с подавляющим большинством
упоминаемых им монархов, аристократов, священнослужителей, политических
деятелей, писателей, художников и других примечательных личностей, игравших
хоть сколько-нибудь заметную роль во Франции конца XVII - начала XVIII века, и
хоть сколько-нибудь уделявших внимание личности "мемуариста".
В самих мемуарах автор скорее
строит казни "неверных", упоение собой сопровождается закусыванием
другими, что скрывается под маской так называемого "неповторимого стиля,
тонкой иронией и точёными характеристиками", как это теперь принято
считать в нашей литературе.
И никто не обращает внимание на
то, насколько большое удовольствие получает Сен-Симон (в перерывах между
закусыванием), описывая ту или иную личность, умело вставляя в нужные места
уколы, упрёки. Свою обиду.
Перед взором читателя
раскрываются тайные пружины внутренней и внешней политики французского
королевского двора и ряда европейских держав, но опять же всё это происходит в
воспалённом сознании Сен-Симона, поэтому всё написанное должно подвергаться
жёсткой критике и анализу. Поистине - самое прочное на земле - глупость, её
можно вбить даже в чугунную голову.
И вот, дабы внести хоть какое-то
разнообразие и отличить своё произведение от миллиона таких же, "мемуарист"
решает изобрести шкалу измерений значимости персонажа. Но вот этим автор лишь
ещё больше усугубляет своё положение - тут на поверхность по-настоящему
всплывают все авторские "грехи" и действительное отношение к людям, а
точнее к фигурам, так как человеком Сен-Симон считает лишь себя.
Ценность личности в видении
Сен-Симона предстаёт очень банально - чем больше эта личность сливалась с общей
картиной, но меньше представляла угрозы для самого Сен-Симона, тем меньше
ударов с его стороны на эту личность сыпалось, и наоборот. Не столько ума,
сколько острый язык. А если учесть, что при жизни самого "галантного
человека в государстве" личность терялась безвозвратно, то оценки
Сен-Симона идут тоже очень далеко, а чем сильнее обида, тем изощрённее месть в
виде неприглядных характеристик, да и вообще, всю жизнь Сен-Симон засучив
рукава, мешал работать другим. Лицемерие, наряду с умением петь, танцевать,
охотиться, вести остроумную беседу и ухаживать за дамами, являлось составной
частью куртуазности, или порядочности в новом понимании этого слова. Тяжкие
смертные грехи с успехом маскировались под светские достоинства. Смерть,
которая, казалось бы, должна была высветить правду и фальшь, сама оказалась
заложницей этикета - всё это буквально будоражило воображение "мемуариста".
Сочетание трагического и
комического в устах Сен-Симона вызывает лёгкую улыбку сочувствия, так как
пытаться таким образом показать обратную сторону общества, но на самом деле
лишь в очередной раз его поносить на все лады - уже неоригинально и в который
раз наводит на мысль о действительно смысле данных мемуаров.
"Но Сен-Симон ведь задался
целью сказать всю правду о своей эпохе!" - возразит любой. Конечно, но для
каждого человека правда своя и для Сен-Симона правда представляет собой лишь
сплав низкого с так называемым высоким, из его уст представляющим собой неумело
написанную картину с претензией на шедевр. А ведь всё ещё намного проще -
ничего выдающегося Сен-Симон не высказал в своих мемуарах, истинную поднаготную
эпохи так и не изобразил, а лишь под конец жизни решил оставить хоть какое-либо
воспоминание о себе, нацеленное на неискушённого читателя, которому достаточно
едкого слова автора чтобы поверить в изображаемую картину действительности, и
пускай это не так - в сущности, правда в этом мире никогда не была
по-настоящему востребована.
И пускай авторы многочисленных
книг и статей взывают к лучшему в "мемуаристе", утверждая, что
Сен-Симон мучительно переживал безбожие под маской порядочности, фарисейство
под покровом этикета, но мы-то знаем, что он лишь рьяно хотел стать частью,
хотя бы малой, всего этого притворства и коварства, но так как у него этот
номер не вышел - пришлось состроить гримасу отвращения и примкнуть к
группировке праведников, ратующих за непоколебимость чести и моральных принципов.
Совесть, в данном случае - скромная иждивенка: довольствуется угрызениями.
Сен-Симон не скрывает своего
личного отношения к историческим личностям и упрекает придворного Данжо,
дневники которого он использовал в работе над воспоминаниями, в "трусливом
молчании автора о своих мнениях и чувствах" (великие умы сходятся, мелкие -
объединяются, как злость и зависть к дневникам Данджо). Суждения самого
Сен-Симона отличаются резкостью, суровостью и по своему воздействию похожи на серную
кислоту, которой поливают своих соперников. Всякие языки хороши, если на них
говорить по-человечески, но Сен-Симону эта вековая мудрость была не знакома -
мемуары всему результатом.
И конечно же теперь он в праве
утверждать, что притворные придворные не достойны быть героями "высокого"
жанра. И, разумеется, их глава - венценосный комедиант Людовик XIV - не заслуживает даже поддельных
слёз по поводу своей кончины, но это лишь потому, что сам Луи не в их числе, а
если бы вдруг стал, то мемуары наполнились бы дифирамбами в адрес "короля-солнце"
и лучшей в мире стране - Франции. Когда нет новых заслуг начинают переоценивать
старые. Но жизнь - забавная штука и Сен-Симон под конец становиться никому не
нужным стариком в своём имении и парой свечей на письменном столе. Ах да, и
дивно - длинным самомнением на поводке у колена. Каждому своё, как написал
Гитлер на воротах концлагеря Майданек, списав эту фразу из Библии.
Не столь живой ум, как
утверждают многие, сколько длинный язык, познавший грех злословия, поистине
отличал Сен-Симона от других его коллег, возможно, поэтому, мемуары его и вошли
в число мировых произведений, полежав какое-то время до этого под замком у
Людовика.
И, конечно же, именно кончина
Людовика XIV, которого оплакивала лишь буржуазия, обязанная ему своим величием,
была так приятна Сен-Симону, но его способностей хватило на умение тактично
завуалировать свою радость по этому поводу.
В спорах рождаются истины, но
умирают они, как известно, в склоках - так, возможная истина Сен-Симона и не
увидела свет своей жизни, умерев в продолжительном "союзе" с
Людовиком.
Картину мира Сен-Симон так же
перестраивает на свой лад в стиле "своё-чужое" где царит "порядок
- порядочность". Как это удобно!"Не будем прогибаться под изменчивый
мир - пусть лучше он прогнётся под нас" воистину воспринято Луи и
претворено в жизнь - умно, что скажешь. Не многим удаётся. Старый порядок для
Луи становиться идиллическим феодальным прошлым. Правильным и разумным, а новый
- это этикет, абсолютизм и тирания "короля буржуазии"[20].
Сен-Симон рисует образ умирающей империи и показывает превращение
государственной пирамиды в библейский ковчег, готовый пойти ко дну: "cette arche chancelante prête
à tomber"[21],
да только он никак не может понять, что на ковчег его бы ни за что не позвали,
а если бы и позвали, то он бы сам его и потопил.
Отвлекая умы человечества,
разработав концепцию Высшего порядка, основанную на вере в Бога и его
справедливый Суд, "мемуарист" думал, что теперь отстранился от
морально разлагающихся аристократов, но на деле он лишь в очередной раз доказал
свою пламенную принадлежность к ним, причём более к "разлагающимся" чем
к "аристократам". Внутри гнило, а вера в Бога в данном случае -
лицемерие. Сен-Симон решил сделать из себя отстранённо взирающего на историю
рода людского и указующего главам государств на их ошибки, умудрённого годами
старца: "Здесь содержатся уроки для тех королей, которые захотят, чтобы их
уважали, и которые захотят уважать самих себя"[22],
да вот только сующий нос в механизм власти рискует не только носом, что с Луи в
конечном счёте и случилось. Чем давать советы главам государств, лучше бы он
посмотрел на себя в зеркало и спросил: "Кто я такой, чтобы учить?"
Смыслом своего творчества
Сен-Симон считал вечную правду, но какая может быть правда в устах человека,
который так стремительно выбивал себе место под солнцем, что не заметил, как
наступил вечер?
После смерти Сен-Симона
многочисленные его бумаги были конфискованы по распоряжению двора и сданы в
государственный архив. За время с 1784 по 1818 г. были напечатаны лишь отрывки
его сочинений. Лишь при Карле Х бумаги Сен-Симона были возвращены его потомкам,
после чего Сотеле издал полные, хотя в некоторых местах смягченные, "Мемуары".
Кроме мемуаров, осталось еще много бумаг Сен-Симона, до сих пор не изданных и
мы можем только гадать до чего додумался столь "величайший" ум, а
скорее - прозорливый язык, человечества.