Курсовая работа: Школа и просвещение в России в XVII веке
В духовных
стихах и плачах, народных драмах скоморохов народ выражал свое отношение к
окружающей его действительности, свои заветные мысли, чувства, надежды.
Народный дух,
нередко протестующий, критическое восприятие существующих порядков, здравый,
реалистический подход к объяснению действительности прорываются все явственнее
в литературу. Последняя вместе с другими явлениями общественной, духовной жизни
ярко отражает рост национального самосознания народа, идейные противоречия,
противоборство разных социальных сил. Многое всколыхнули все те же Смута и
народные восстания, «Азовское сидение» и «Сибирское взятие».
События
начала века подвигли взяться за перо князей и бояр, дворян и посадских людей,
монахов и священников. Авраамий Палицын в «Сказании» подробно рассказывает о
«разбойничестве» первых лет нового века, восстании Болотникова, борьбе с
самозванцами и интервентами. Подчеркивает при этом роль своей обители, где
служил келарем, Троице-Сергиева монастыря. Другие авторы — дьяк И. Тимофеев во
«Временнике», И.М. Катырев-Ростовский, родовитый князь, многие известные и
анонимные составители повестей и сказаний, слов и видений — взволнованно
говорят о Смуте. В объяснении ее причин, наряду с божественным промыслом
(наказание-де за грехи наши), все чаще пишут о людях, их замыслах и поступках,
порицают их: одних за нарушение справедливости (например, убийство царевича
Дмитрия происками Годунова), других — за «безумное молчание» в связи с этим,
третьих («рабов» господских) — за непослушание и «мятеж».
А некоторые
высказывают вольнодумные мысли. Молодой князь И.А. Хворостинин, отпрыск
знатного рода, начитавшись латинских книг, начал хулить отеческие порядки,
мечтал убежать в Литву или Рим, с презрением относился к обрядам православной
церкви. Дошел до того, что не ходил к заутрене и обедне, запретил ходить в
церковь своим холопам, не захотел христосоваться с самим государем, которого
звал не царем, а «деспотом русским»! Князь «в разуме себе в версту не поставил
никого», а о своих согражданах говорил со многою укоризною: «В Москве людей
нет, все люд глупый, жить не с кем: сеют землю рожью, а живут все ложью». [15]
Участники
похода Ермака составили «Казачье написание». Инициативу похода они отводят
самим казакам, а не Строгановым. Оно ярко рисует их среду с ее демократизмом и
вольнолюбием. Федор Порошин, беглый холоп, ставший подьячим Войска Донского,
создает в 40-е годы «Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков». С ее
страниц встает эпопея героической борьбы донцов с турками в ходе взятия и
защиты Азова (1637—1642). Впитавшая в себя фольклорную и книжную традиции
«Повесть...» стала одним из лучших литературных памятников эпохи.
Патриотичность, яркий язык, эпичность и драматичность повествования сделали ее
очень популярной у читателей.
По-прежнему
русские люди любили читать жития святых — Антония и Феодосия Печерскях, Сергия
Радонежского и многих других. Жития распространялись в тысячах списков.
Составляются жития и в XVII в., появляются новые святые подвижники, и церковь
благосклонно расписывает их беспорочную жизнь, подвиги и чудеса, с ними
связанные. Но, что показательно для эпохи, появляются также жития-биографии не
церковных, а гражданских лиц. Муромский дворянин Каллистрат-Дружина Осорьин
пишет «Житие Юлиании Лазаревской», прославляет в нем свою родную мать.
«Сказание о явлении Унженского креста» посвящено Марфе и Марии, двум сестрам,
их жизни, дает яркие зарисовки быта, обычаев русских людей. Старый жанр
начинает перерастать в бытовую повесть. А «Житие протопопа Аввакума, им самим
написанное» — талантливая и яркая автобиография, острая, полемическая и живая;
по словам М. Горького — «непревзойденный образец пламенной и страстной речи
бойца». «Просторечие», яркость зарисовок, наглядность образов, индивидуальная
манера письма делают «Житие» новаторским произведением, несмотря на
консерватизм взглядов автора-старообрядца. Аввакум сознавал значение того, что
он делает: «И аще что реченно просто, и вы не позазрите просторечию нашему,
понеже люблю свой русской природной язык, виршами философскими не обык речи
красить; того ради я и не брегу о красноречии и не уничижаю своего языка
русскаго». [16]
Столь же
яркое явление русской литературы этого времени — сатирические повести и
сказания. Демократические по духу, они пародируют церковную литературу и обрядность,
приказное делопроизводство, высмеивают попов и судей неправедных. Их авторы
вышли из приказной и духовной среды, но из низших слоев. Отсюда их близость к
народу, его просторечию, бытовым сценам повседневной жизни, критический взгляд
на явные противоречия социальной жизни. Таковы «Азбука о голом и небогатом
человеке», герой которой, разорившийся человек, «меж двор» скитается; «Служба
кабаку» — пародия на церковную службу, написанная в Сольвычегодске в середине
века и направленная против царевых кабаков, пьянства. Пародию на суд и
судей-взяточников искусно сплетает повесть о «Шемякином суде»; на духовенство —
«Сказание о куре и лисице», «Сказание о попе Савве и великой его славе»,
«Калязинская челобитная». Мздоимство и жадность всей этой братии, пьянство и
распущенность нарисованы метко и остроумно, живым языком, с пословицами и
скоморошьими прибаутками.
Сатирические
мотивы характерны и для бытовой повести. В повести о Карпе Сутулове, богатом и
славном госте, его жена Татьяна ловко и остроумно высмеивает архиепископа, попа
и других сердечных воздыхателей. Купчиха весело и фривольно издевается над
ними, особенно духовными особами. «Повесть о Горе-Злочастии» говорит о
незавидной судьбе молодого и самоуверенного человека, который, пренебрегая
мудрыми наставлениями родителей, пустился в веселую, разгульную жизнь и дошел
до нищеты, душевного опустошения. Аналогичная жизненная ситуация в «Повести о
Савве Грудцыне», занимательной и живой, наполненной подробностями из народного
быта. [17]
Большое
хождение получила литература переводная, прежде всего западная, светская.
Русские книжники переделывали подобные произведения на свой лад. Большой
известностью пользовались повести о Еруслане Лазаревиче и Бове-королевиче с их
авантюрно-галантными, рыцарскими «гисториями» и ряд других сочинений.
В литературе
XVII в. появляются новые черты демократизма и светскости: демократический
писатель и читатель (из посадских, приказных людей и др.), внимание к личности
героев, их душевным переживаниям, отход от религиозных догм; новые жанры —
светская повесть, драма, стихи с их бытовыми, сатирическими, любовными
мотивами. Но все эти черты означают лишь первые шаги нового. В основном
литература продолжает старые традиции.
Глава 3. Научные знания
Русские
славились как мастера обработки металла, литейного дела. Источники часто
упоминают о «пищалях винтовальных» — нарезных ружьях, о пищалях с
механизированным клиновидным затвором. В 1615 г . русский мастер изготовил первую пушку с винтовой нарезкой. Хорошо в России отливали колокола, большие и малые,
славился по всей стране их «малиновый звон». По сообщению Павла Алеппского,
царь пожелал иметь в Москве большой колокол. Иностранцы соглашались отлить его,
назначили срок — пять лет. Но местный мастер за один год изготовил колокол в
12,5 тыс. пудов.[18]
Столь же
успешно и надежно владели русские мастера строительной техникой, возведением
деревянных и каменных зданий, светских и церковных. Особо следует сказать о
крепостных стенах: точные расчеты высоты и толщины позволяли обходиться без
контрфорсов, что широко практиковали зодчие в Западной Европе.
При
устройстве водяных мельниц и, что особенно показательно и важно,
железоделательных и иных мануфактур использовали водяные двигатели. Уже тогда
мехи у домен и тяжелые молоты, ковавшие железо, использовали энергию воды.
Русские пишут
практические руководства, в которых обобщают накопленный опыт, дают наставления
по описанию земель («Книга сошного письма», 1628—1629 гг.), подъему соляного
раствора с большой глубины (начало XVII в., автор — «трубный мастер» Семен
изТотьмы), военному делу («Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до
воинской науки» Анисима Михайлова), по изготовлению красок, олифы, чернил и др.
Подобные пособия давали начатки знаний по геометрии и геологии, физике и химии,
баллистике и иным наукам. В травниках, своего рода лечебниках, описывались
свойства разных трав, давались рекомендации по лечению ими болезней.
Знание
астрономии было необходимо для хозяйственной, в том числе торговой,
деятельности: для суточного исчисления времени, определения дней переходящих церковных
праздников. В России имели хождение рукописи астрономического характера. Прежде
всего — переводы и компиляции иностранных трудов. Из них читатель мог узнать об
основах геоцентрической системы Птолемея. В середине столетия и 70-е годы
появились переводы трудов западноевропейских авторов с изложением
гелиоцентрических воззрении Николая Коперника.
Расширялись
географические знания, представления о России, ее территории и проживающих на
ней'народах, обширных пространствах Сибири и Дальнего Востока.
Уже в конце
XV и XVI столетии в России составляются чертежи и карты. На рубеже XVI и XVII
вв. появилась общая карта государства, основанная на чертежах отдельных его
регионов. Этот «Старый Чертеж» не сохранился. В 1627 г . составили «Новый Чертеж» земель между Доном и Днепром, так называемого Поля, вплоть до
Черного моря, и «Книгу Большому Чертежу»: перечень городов России, расстоянии
между ними с краткими сведениями этнографического, географического характера.
Последний труд в течение столетия неоднократно дополнялся новыми сведениями. В
начале столетия карту России составил царевич Федор, сын Бориса Годунова. Но
она не сохранилась.
Географические
сведения «поверстных книг», которые изготовляли в Ямском приказе, давали
ямщикам возможность исчислять прогоны. В них были перечислены дороги от Москвы
в другие города и уезды, селения по пути следования, расстояния между ними.
Упоминались и важнейшие города за рубежом.
В Посольском
приказе хранились материалы со сведениями об окрестных странах: наказы послам,
отчеты последних — статейные списки. В Сибирский приказ поступали отписки,
сказки русских землепроходцев и мореходов, бороздивших сибирские и
дальневосточные просторы, прилегающие к ним моря и океаны; статейные списки
посольств к кочевым народам. [19]
Сведения о
Сибири и Дальнем Востоке, их соседях, речных и морских путях, собранные
русскими людьми, во многом обогатили мировую географическую науку. Иностранцы и
в России и вне ее всякими путями, законными и незаконными, жаждали получить
материалы Посольского и Сибирского приказов. Так или иначе они становились
известными в Европе, и ряд авторов использует русские материалы в своих трудах,
картах. Чертеж России Федора Годунова положен в основу карты Восточной Европы,
сделанной Гарритсом. Следы использования тех же материалов можно найти в
сочинениях голландца И. Массы, англичанина С. Коллинса, шведа И. Кильбургера,
француза Ф. Авриля и многих других. Среди этих книг особо следует выделить
«Северную и Восточную Татарию» Николая Витзена, амстердамского бургомистра,
изданную в 1692 г .
Еще большее
распространение получили исторические сочинения — летописные своды, повести,
сказания и другие памятники предшествующих столетий. В XVII в. к ним
прибавились многие новые летописи и хронографы, повести и сказания. Обоснование
прав М.Ф. Романова на царский престол — главная задача «Нового летописца»
(1630) и его продолжений. После него был составлен ряд других летописных
сводов. В частности, в 1652 г . появился свод патриарха Никона, в 1686 г . — свод по случаю заключения «Вечного мира» с Речью Посполитой. Эти и другие летописные
труды, составленные в Москве, носят сугубо официозный характер. В других
(летописи сибирские, белорусско-литовские, северо-русские и проч.) нет прямой
зависимости от официальной точки зрения, но и они, конечно, проникнуты той же
феодальной, дворянской идеологией. [20]
Помимо
сочинений, которые продолжают летописную традицию, в XVII в. появляются
исторические сочинения нового типа, переходного от летописного жанра к своего
рода монографическому или обобщающему. К первому типу можно отнести труд
Сильвестра Медведева «Созерцание краткое лет 7190, 7191 и 7192, в них же что
содеяся во гражданстве». Это единый и подробный рассказ о конце правления царя
Федора Алексеевича, московском восстании 1682 г . и начале регентства Софьи Алексеевны. Изложение доведено до 1684 г .
В конце 70-х
годов, четыре года спустя после выхода в Киеве, в Москве опубликовали
«Синопсис» Иннокентия Гизеля, украинского ученого, архимандрита
Киево-Печерского монастыря. В нем дан обзор, краткий и популярный, русской
истории с древнейших времен до той эпохи, когда жил и писал его автор. Позднее
его переиздавали десятки раз, настолько он стал популярен как пособие для
чтения.[21]
Глава 4. Влияние
Западноевропейских держав на образованность в России
Московская
Русь XVI — XVII вв. не была изолирована от других государств. Естественно
предположить, что она испытывала влияние на свою культуру со стороны западных
держав. В.О. Ключевский считал, что «западное влияние, проникая в Россию,
встретилось здесь с другим господствующим в ней дотоле влиянием — восточным,
греческим». При этом в отличие от греческого, которое «руководило лишь религиозно-нравственным
бытом народа», западное «проникало во все сферы жизни»[22].
Однако, по его мнению, о западном влиянии нельзя говорить до XVII в. Приведем
логику его рассуждений. В XV-XVI вв. Россия уже была знакома с Западной
Европой. Но в этот период можно говорить лишь об общении, а не о влиянии.
Влияние же, по мнению В.О. Ключевского, наступает лишь тогда, когда общество,
его воспринимающее, начинает осознавать необходимость учиться у превосходящей
его культуры. И только в XVII в. в России распространяется «чувство
национального бессилия», а это приводит к осознанию своей отсталости. Отсюда и
понимание необходимости учиться у Западной Европы[23].
Здесь речь идет, прежде всего, об осознанном влиянии, «о стремлении русских
освоить чужое»[24].
Однако, воздействие неосознанное, по мнению автора, начинает распространяться
гораздо раньше. В данной статье нас интересует осознанное заимствование русских
у западной культуры, их стремление постичь западноевропейское образование.
Известно, что
в XVI — XVII вв. усиливается приток иностранцев в Россию. Об этом неоднократно
писали иностранцы — современники. Например, Иржи Д. негативно отзывался о
присутствующих в России иностранцах[25].
Впрочем, его отношение к кальвинистам и лютеранам, коих, как он считал, было
большинство среди приезжающих в Московию, во многом было предвзятым.
Несмотря на
эти нелестные характеристики, среди приезжавших в Россию было много
высокообразованных людей, которые стремились передать свои знания русским
людям, полученные в западноевропейских университетах. Наиболее яркий тому
пример — Максим Грек, который приехал в Россию в 1508 г. Он, как известно, получил европейское образование, поэтому синтезировал, по выражению одного
из исследователей его творчества Н.В. Синициной, «западноевропейский»
и «афонский опыт»[26]. Максим
Грек собрал вокруг себя кружок. Члены кружка интересовались кроме всего прочего
и достижениями западной науки. Не случайно его называют академией Максима
Грека.
Воспоминания
иностранцев о России XVI — XVII столетий изобилуют замечаниями о том, что
«русские не учатся никакому другому языку», «ненавидят учение»[27]
и т.п. Это совсем не означает, что у русских людей не было соответствующих
способностей. На это справедливо указывал еще Ю. Крижанич. «…пусть же никто не
говорит, — писал он, — что нам, славянам, волею небес заказан путь к знаниям и
будь то бы мы не можем или не должны учиться. Ведь также, как и остальные
народы не за день и не за год, а постепенно учились друг у друга, так и мы
также можем научиться…»[28].
Причины нераспространения образования в России крылись, по мнению А. Майерберга,
в том, что сами учителя были малообразованны, противодействовали образованию
священнослужители, боявшиеся проникновения западных ересей, и «старые Бояре»,
не хотели «по зависти, что молодежь получит такие дары, которых без
пренебрежения они не хотели брать сами».
Следует отметить, что
есть данные, свидетельствующие о том, что и русские власти планировали обучать
своих людей и даже предпринимали некоторые шаги в этом направлении. Так, Иван
IV предполагал, по словам Даниила Принтца из Бухова, в случае удачного исхода
Ливонской войны «открыть в моих городах Пскове и Новгороде первоначальные
училища, в которых русское юношество обучалось бы латинскому и немецкому
языкам».
Своеобразным итогом
поездок отдельных людей в поисках образования на Запад стала попытка Б. Годунова
послать русских людей для получения образования за границу на рубеже XVI — XVII
вв. Этот эксперимент, как известно, закончился неудачно: из 18 человек,
отправившихся за границу в поисках образования, вернулся только один Г. Котошихин.
Не случайно, поэтому сам Котошихин среди причин того, что русская церковь
противилась распространению образования в России называл боязнь того, что
«узнав тамошних государств веры и обычаи, и вольность благую, начали б свою
веру отменить, и приставать к иным, и о возвращении к домом своим и к сородичам
никакого бы попечения не имели и не мыслили». Тем не менее, эти и другие факты
демонстрируют понимание русским правительством необходимости обучения своих
людей.
Итак, мы видим, что
отдельные люди еще до XVII в. пытались приобщиться к западному образованию. Тем
не менее, и сегодня большинство исследователей по-прежнему считает, что
распространение западного влияния начинается только с XVII века. В XVII в.
попытки русских людей получить образование на Западе стали более явными, именно
поэтому, мы располагаем несравненно большими сведениями о распространении
западноевропейского образования в России.
Иностранцы, жившие в
так называемой Немецкой слободе, передавали знания своим детям. Вследствие
этого здесь возникли первые иностранные школы. Так, возникла одной из первых
лютеранская школа в 1601 г., которая погибла в Смутное время[29].
В 1621 г. лютеранская церковная община предприняла попытку организации другой
школы. В ней изучались латинский и немецкий языки[30].
Помимо детей иностранцев здесь училось немало и русских людей. В нее, что нам
особенно интересно, посылали учеников и различные ведомства. Так, например, в 1678 г. туда были направлены два мальчика для обучения «латинскому и цесарскому языку для
аптекарского дела». В 1673 г. в школу было отдано 26 мещанских и подьяческих
мальчиков «для обучения комедийным наукам»[31].
Большое влияние на
формирование медицинских знаний в России оказали иностранцы — доктора. Среди
них можно назвать А. Клаузенд, Т. Корвер , Д. Френшам[32]
(XVI век), П. Пантанус, Я. Шартлинг, Л. Блюментрост, А. Граман, В. Сибилист
(XVII в.) и др. Первоначально лишь они были докторами в Московском государстве.
Но позднее появились и русские доктора. Впервые в источниках о русском лекаре
Матюшке упоминается в середине XVI в.