Основные понятия и принципы права

“санкционировании”, т.е. дачи разрешения государством на осуществление

ограниченной правотворческой деятельности этими негосударственными

институтами.

Означает ли факт издания или санкционирования государством системы

норм их полную зависимость от государства и подчинение государству?

Является ли право лишь средством в руках государства, одним из его

признаков, атрибутов или же оно выступает по отношению к нему как один из

относительно самостоятельных институтов?

В отечественной и зарубежной юридической литературе имеется три

группы различных мнений на этот счет, три значительно отличающихся друг от

друга суждения.

Суть первого из них состоит в том, как верно подмечает известный

российский правовед Г.Шершеневич, что нормы права рассматриваются в виде

“требований государства”. Государство при этом, “являясь источником права,

очевидно, не может быть само обусловлено правом. Государственная власть

оказывается над правом, а не под правом”. Государство в свете такого

сужения рассматривается как явление первичное, а право – вторичное.

Смысл второй, противоположной точки зрения заключается в том, что

само государство и государственная власть должны носить правовой характер.

В основе государственной власти должен лежать “не факт, а право”.

Государство, хотя он и издаст правовые акты, “не может быть источником

права”, “потому что оно само вытекает из права”. Над государством находится

право, а не наоборот. Оно его сдерживает и ограничивает.

Наконец, третий подход к определению характера взаимоотношений

государства и права состоит в том, что не следует вообще заострять внимание

на данном вопросе. Спор о том, что логически предшествует другому -

государство или право, – пишет с связи с этим венгерский государствовед и

правовед И.Сабо, “столь же бесплоден как и спор о том, что исторически

появилось раньше – государство или право”. С его точки зрения, тезис,

согласно которому “право – это просто лишь государственный приказ,

представляет собой такое же одностороннее упрощение”, как и суждение о том,

что государство является “слугой права”.

По мнению автора, государство и право “настолько соответствуют

друг другу, настолько едины”, что вопрос о том, что из них первично что –

вторично, “порожден не столько реальной действительностью (и в этом не

является вопросом факта), сколько специфически априорным подходом к

соотношению этих двух явлений. Этот априорный вопрос характеризуется либо

подчеркиванием государственного волюнтаризма, либо выделением абстрактной

идеи права как самоцели”.

Вывод, к которому приходит автор, заключается в том, что “обе эти

ранние точки зрения игнорируют действительные взаимосвязи”, что в

действительности “государство и право находятся друг с другом в

функциональном единстве: одно предполагает другое, одно является цементом

другого” .

И.Сабо и другие авторы, разделяющие подобные взгляды, несомненно

правы в том, что в теоретическом, а тем более – в практическом плане в

значительной мере бессмысленно вести спор о том, что из двух явлений –

государство или право – исторически первично, а что – вторично.

Однако они не правы, когда речь идет об установлении характера

взаимоотношений государства и права. Это уже далеко не бессмысленное

занятие – определить, в каком соотношении находятся государство и право

теоретически и практически. Важно установить, действует ли государственная

власть в рамках закона и является “законной властью” или же она нарушает ею

же самою установленные правовые требования и ставит себя таким образом в

положение “незаконной (нелегитимной) власти”.

Вопрос о “связанности” государства правом, о правовых пределах

деятельности государства всегда находил живой отклик у многих поколений

юристов и неизменно вызывал среди них горячие споры.

Признавая чрезвычайно важную роль государства в процессе создания и

реализации норм права, многие юристы исходили и исходят тем не менее из

того, что государственная власть не есть “воля”, могущая делать, что угодно

и как угодно“, “опираясь на силу” и что “важнейшим служением общему благу

со стороны государственной власти... является служение праву” .

В частности, такой позиции наряду с российским профессором

Л.Петражицким, придерживается также известный юрист, основатель теории

“солидаризма” (“синдикалистского” государства) Леон Дюги.

“Вполне возможно доказать, - писал он, - что, помимо своего создания

государством, право имеет прочное основание, предшествует государству,

возвышается над последним и, как таковое, обязательно для него”.

Государство, доказывал Дюги, должно быть “подчинено норме права”, которая

находит “свое первое проявление в совести людей, более полное выражение в

обычае, в законе и свое осуществление в физическом принуждении государства,

которое таким образом оказывается ни чем иным, как силой, служащей праву”.

Идеи подчинения государства праву, его самоограничения, в том числе и

с помощью права, разделял также видный немецкий социолог и правовед Георг

Еллинек. Создавая теорию параллелизма, в соответствии с которой государство

и право развиваются параллельно, “идут нога в ногу” и отождествляя

государственный порядок с правовым порядком, автор в то же время исходил из

того, что создаваемое государством право обязывает не только подвластных

индивидов, но и само государство .

Своеобразную позицию в вопросах соотношения государства и права

занимал Людвиг Гумплович. Последовательно отстаивая мнение о том, что с

высшей исторической точки зрения право и правопорядок являются для

государства лишь средством” для решения стоящих перед ним задач, он в то же

время считал, что “праву присуща тенденция - все больше и больше

эмансипироваться от своего творца, от государства, тенденция освобождаться

от его влияний и выступать против него в виде самостоятельной силы, в виде

правовой идеи”.

Если такие отрасли права, как административное право, пояснял автор,

“всецело находятся под влиянием государства”, то такие институты (“сферы”)

права, как право собственности, по мере развития общества, все меньше

становятся подверженными влиянию государства, “существуют отдельно и

самостоятельно от него”.

Окончательный вывод, к которому приходит Гумплович заключается в

следующем: “Природа отношения права к государству основывается на том, что

государство силою своей определенной деятельности... создает все новые и

новые сферы нравственности, из которых вытекает право. Но это последнее

стремится к самостоятельности и независимости от государства. И вот,

достигнув этого, данное стремление идет еще дальше. Оно направляется к

господствованию над государством. Право хочет стать выше государства. Право

не желает уже признавать своим творцом того, кому оно обязано своим

существованием. Напротив, оно само старается занять отцовское по отношению

к государству положение”.

Помимо вышеприведенных в качестве примеров, существуют и иные точки

зрения и суждения о характере взаимоотношений государства и права. При всей

их сложности, пестроте и противоречивости подавляющее большинство из них

основывается на одном и том же исходном тезисе, согласно которому нормы

права обусловливаются правотворческой деятельностью государства, издаются

им или санкционируются.

3. Право всегда выражает государственную волю как основу права, которая

в свою очередь, согласно различным, существующим в отечественной и

зарубежной юридической науке концепциям, воплощает в себе волю класса,

правящей группы, народа, общества или нации.

Мировой опыт существования и функционирования государства и права

говорит о том, что в праве выражается прежде всего воля властвующих. Вместе

с тем неопровержимым фактом является и то, что она, опасаясь социальных

взрывов и утраты своего привилегированного положения, зачастую вынуждена

считаться с волей и интересами под властных.

Как соотносится воля тех и других? Как она отражается в

государственной воле и в праве? Эти и другие, им подобные вопросы издавна

находились в поле зрения государствоведов и правоведов. Один из наиболее

обстоятельных ответов на них дал еще в начале XX века Г.ф.Шершеневич. “Если

государственная власть есть основанная на силе воля властвующих, - писал

он, - то выдвигаемые ею нормы права должны прежде всего отражать интересы

самих властвующих. Те, в чьих руках власть, вводят поведение подвластных в

те нормы, которые наиболее отвечают интересам властвующих. Нормами права

поведение подвластных приспосабливается к интересам властвующих”. Чем уже

круг властвующих, делал вывод автор, “тем резче выступает противоположность

их интересов интересам остальной части государства. Чем шире круг,

например, в республике, тем сильнее затушевывается это значение права” .

Воля и интересы властвующих групп, слоев или классов, однако, не

являются безграничными. Их эгоизм, как справедливо подмечал Г.Шершеневич,

должен подсказывать им “благоразумие и умеренность в правовом творчестве”.

Помимо использования силовых средств, они могут охранять свои интересы

также с помощью права, “тесно сплетая” свои интересы с интересами

подвластных, “по возможности, не доводя последних до сознания

противоположности”.

4. Право представляет собой систему норм или правил поведения, имеющих

общеобязательный характер. Общеобязательность означает непременность

выполнения всеми членами общества требований, содержащихся в нормах права.

Она возникает вместе с нормой права. Вместе с нею развивается и

изменяется. И одновременно с отменой акта, содержащего нормы права,

прекращается.

Подчеркивая неразрывную связь нормы права и общеобязательности,

Г.Кельзен вполне резонно считал, что “норма права представляет собой

правило поведения, согласно которому то или иное лицо (группа лиц) должно

действовать в каком-то определенном направление, независимо от того, желает

ли оно вести себя таким образом или нет”.

Общеобязательность как специфическая черта и требование права

распространяется не только на рядовых граждан, должностных лиц, различные

негосударственные органы и организации, но и на само государство.

Цивилизованное, правовое государство, если оно не на словах, а на деле

является таковым, непременно самоограничивает, “связывает” само себя и все

свои органы общеобязательностью требований норм права, организует всю свою

деятельность строго в рамках требований закона и следует им до тех пор,

пока они вместе с содержащими их нормами в установленном порядке не будут

изменены или отменены.

Обязательность соблюдения правовых требований государством и его

органами, наряду со всеми иными субъектами права, не подвергалась сомнению

видными юристами ни в прошлом, ни в настоящем.

Общепризнанным считается тезис, согласно которому право есть

обязательное правило поведения для всех. Оно “должно быть соблюдаемо и

самою властью его устанавливающею, пока оно не будет заменено новым

правилом. Если же власть, установившая правило, не считает нужным его

соблюдать, а действует в каждом конкретном случае по своему усмотрению, то

право сменяется произволом”.

Возникающие при этом споры касаются чаще всего лишь степени и

характера “правового самоограничения” государства. Весь вопрос в том,

резюмирует М.Ориу, является ли такое самоограничение “актом или решением

субъективной воли государства, или же это есть результат объективной

государственной организации”? Ответы на данный вопрос предлагаются самые

разноречивые: от утверждения о том, что государство добровольно

ограничивает само себя до заявления о том, что оно вынуждено это делать под

давлением со стороны “гражданского общества”.

5. Право охраняется и обеспечивается государством, а в случае нарушения

требований, содержащихся в нормах права, применяется государственное

принуждение. Государство не может безразлично относиться к актам,

издаваемым им или санкционируемым. Оно прилагает огромные усилия для их

реализации, охраняет их от нарушений и гарантирует. Одним из широко

используемых методов при этом является государственное принуждение. Оно

должно применяться только уполномоченными на то организациями, действующими

строго в рамках закона, на основе закона, а также в соответствии с

предусмотренными законом процессуальными правилами.

Таковыми, в общих чертах являются основные признаки права

определяемые его сущностью и назначением.

Право и закон

Различные подходы к взаимодействию права и государства,

взаимоотношениям человека и государства сохранились и в современном мире.

Они не замыкаются в сфере научных дискуссий и находят свое отражение в

Конституциях современных государств. Так, в Конституциях США, Франции,

Италии, Испании воплощена надпозитивная (естественно-правовая) концепция

прав человека, в Конституции Австрии, ФРГ - позитивистская. Однако такие

различия в конституционных записях не следует переоценивать, поскольку

конституции развитых западных государств ориентированы на принципы

правового государства, следовательно на защиту и охрану прав человека.

Цель естественно-правовой доктрины - ограничить притязания государства

по своему усмотрению определять объем прав и свобод человека, не считаясь с

необходимым для нормальной жизнедеятельности индивида набором прав, которые

объективно присущи ему от рождения и поэтому являются неотъемлемыми,

неотчуждаемыми, независимыми от воли государства. Государство не может не

признать права человека на жизнь, достоинство, неприкосновенность личности,

жилища. И хотя эти права принадлежат человеку от рождения, «защищенность»

им придает юридическая форма, т.е. форма закона. Поэтому эти права не могут

быть противопоставлены государству, которое должно брать на себя функцию не

только их защиты и обеспечения, но и их законодательного формулирования.

Особое значение имеет запись этих прав в Конституции.

Необходимо также принять во внимание, что ограничение власти

государства правами человека не должно вести к предельному умалению роли

последнего, которая весома не только в охране прав и свобод человека, но и

в придании им законодательной, т.е. общеобязательной формы, о чем

говорилось выше.

Значение позитивного выражения естественных прав подтверждается опытом

конституционного развития США. Конституция США 1787 г. не содержала перечня

неотчуждаемых прав, поскольку отцы-основатели исходили из того, что

естественно принадлежащие человеку права не нуждаются в позитивном

подтверждении в тексте Основного Закона. Их перечисление могло быть

воспринято как исчерпывающий перечень прав и свобод, что могло привести к

ущемлению тех прав, которые не вошли бы в перечень. Однако отсутствие в

Основном Законе США перечня федерально закрепленных прав и свобод, вызвало

критику этого документа. Под давлением общественного мнения вновь

избранному Конгрессу США 1789 г. были предложены проекты поправок,

содержащих положения о политических и личных правах. Десять первых поправок

к Конституции, составивших федеральный Билль о правах, были ратифицированы

к концу 1791 г. Непосредственно к правам человека относилось 7 поправок,

предусматривавших свободу вероисповеданий, свободу слова и печати, право

народа мирно собираться и обращаться к правительству с петициями,

неприкосновенность личности, жилища, бумаг и имущества и другие права.

Практика государств, признающих естественно-правовую доктрину

происхождения прав человека, отнюдь не отвергает их позитивного оформления.

И естественно-правовая доктрина, и позитивистский подход в современном мире

не выступают как антиподы, антагонисты. Естественно-правовая доктрина

акцентирует истоки происхождения прав человека как его неотъемлемых,

неотчуждаемых свойств. Она ставит права человека превыше государства, идея

ее направлена на ограничение правами человека тоталитарных притязаний

государства. Вместе с тем, не находя закрепления в позитивном

законодательстве, права человека выступают весьма неопределенно, размыто, и

это затрудняет осуществление государством функции их обеспечения и защиты.

В современном мире позитивистский подход в области прав человека

неизбежно должен опираться на нравственные категории свободы,

справедливости, самооценки индивида для того, чтобы законодательно выразить

их в определенном каталоге прав человека. Обретая законодательное

выражение, права человека получают дополнительную «энергию», а государство,

законодательно закрепляя их, обязывает себя гарантировать и обеспечивать

права и свободы. Конституционная практика развитых государств в известной

мере сняла противостояние естественно-правового и позитивистского подходов

к правам человека на основе конституционного закрепления основных прав и

свобод, которое исключает подавление и насилие государства по отношению к

личности, отстаивая ее автономию и приоритет прав человека по отношению к

государству.

Кстати говоря, права человека, которые служат защите достоинства

индивида, почти без исключения с давних пор гарантированы

внутригосударственным правопорядком Швейцарии (в основном писаными нормами

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5