Художники передвижники

становится портретистом. Хотя даже в портрете Перов сохраняет мышление

жанриста: по немногим деталям, позе, жесту, костюму мы всегда можем

представить, как изображённый им человек разговаривает, ходит, какие у него

привычки, кто его окружает.

Большинство его моделей- писатели. Литература занимала центральное место в

культуре того времени. Писатель воспринимался как живое воплощение

общественной совести, он был "властителем дум", к нему обращались за

разрешением самых жгучих нравственных, социальных вопросов. Именно таким

предстает у Перова Федор Достоевский. Из мрака фона выступает бледное,

нервное, "мятое" лицо, лежащие на коленях руки сцеплены замком.

Не менее замечателен и портрет Владимира Ивановича Даля - писателя,

этнографа, автора знаменитого "Толкового словаря живого великорусского

языка", созданного им в последний год жизни. Сидящий в кресле сухой старик,

покойно сложив руки, будто созерцает в глубину прожитых лет. В облике Даля

просвечивают образы святых старцев Древней Руси: искусство второй половины

ХIХ века искало носителей идеалов духовности и мудрости не столько среди

служителей церкви, сколько среди интеллигенции.

В иконостас "лучших людей русских" включаются и портреты крестьян.

Искусство творило мечту об идеальном общественном устройстве, где не будет

ни бедных, ни богатых, а люди-братья будут работать на благо всех. Лучший

из крестьянских портретов-типов Перова - "Странник". В его облике ощущается

чувство собственного достоинства, своеобразный аристократизм, умудренная

старость. Наряду с портретами в 70-е годы Перов пишет такие картины, как

"Охотники на привале", "Птицелов", "Рыболов", "Голубятник". Их герои -

чудаки, идеалисты, романтики на свой лад, находящие отраду в общении с

природой.

Вторая половина десятилетия окрасилась для Перова одиночеством, болезнью и

лихорадочным творчеством. В 1875 году живописец последний раз участвует в

экспозиции передвижников, а в 1877-м он, в течение многих лет казначей

Товарищества передвижных художественных выставок, отчитавшись до копейки,

выйдет из его состава.

Перов много работает в мастерской никому не показывая свои новые картины,

не понятый товарищами, списанный с "корабля современности" Крамским и

другими критиками. В эти годы рождается Перов - исторический живописец. Он

обращается к евангельским сюжетам, к фольклору. Перов задумывает триптих о

Емельяне Пугачеве: "Восстание", "Помещики и крестьяне", "Суд Пугачева" -

замысел беспримерный для русского искусства ХIХ века, из которого удалось

осуществить только последнюю часть. Пишет многофигурную монументальную

картину на сюжет из истории раскольничьего мятежа 1682 года - "Никита

Пустосвят. Спор о вере"(1880-1881 гг.). Перова привлекают переломные

моменты русской истории, выявляющие суть национального характера. Глубоко

личное переживание Евангелия находит выражение в двух пронзительно

эмоциональных работах: "Христос в Гефсиманском саду" и "Снятие с креста".

"Плач Ярославны", "Тающая снегурочка", "Иван-царевич на сером волке" -

примеры обращения Перова к народному эпосу, не всегда убедительные по

форме, но чрезвычайно интересные как первооткрытие этой темы в русском

искусстве.

Существенные изменения претерпевает и живописный язык художника. Если

раньше Перов долго и тщательно работал над своими произведениями, то теперь

он словно торопится высказаться, мазок становится нервным и подвижным.

Перов мечется от сюжета к сюжету, многие работы начинает, но не

заканчивает. Воображение художника рождает все новые грандиозные замыслы,

но нет уже сил для их воплощения, и сам он понимает это. В 1882 году он

умирает от чахотки.

Путь Перова в искусстве - это путь постоянного поиска, он не боялся

меняться, без сожаления оставлял области, где удалось снискать славу. Во

время преподавания в Московском училище живописи, ваяния и зодчества у

Перова было много учеников, которые впоследствии стали известными русскими

художниками: М. В. Нестеров, А. П. Рябушкин, А. С. Архипов.

С любовью и уважением вспоминали Перова его ученики. Заканчивая

воспоминания о своем учителе, художник М. В. Нестеров писал: "Перова больше

нет среди нас. Осталось его искусство, а в нем его большое сердце".

НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ГЕ

Ге, Николай Николаевич - знаменитый русский живописец. Родился 15 февраля

1831 г. в Воронеже. Семья Ге (Gay) родом из Франции; прадед Ге эмигрировал

в Россию в конце XVIII в. и поселился в Москве. Отец Ге был помещиком;

детство свое Ге провел в деревне, 10 лет от роду был привезен в Киев и

помещен в 1 киевскую гимназию, по окончании которой поступил на физико-

математический факультет сначала Киевского, потом Петербургского

университета. В 1850 г. Ге бросил университет и поступил в Академию

Художеств, где занимался под руководством П. Басина .

В академии Ге пробыл семь лет и получил за программу "Ахиллес оплакивает

Патрокла" в 1855 г. малую, а за программу "Саул у Аэндорской волшебницы" в

1857 г. большую золотую медаль и командировку за границу. В Париже на него

сильное впечатление произвели Салон 1857 г. и посмертная выставка

произведений Поля Делароша. В Риме он познакомился с А. Ивановым и имел

случай увидеть его картину "Явление Христа народу", которая не произвела на

него особенно сильного впечатления. Всего более он увлекался произведениями

Микеланджело. Писал портреты, как и в бытность свою в академии, и эскизы:

"Смерть Виргинии" (1857), "Любовь Весталки" (1858) и "Разрушение

Иерусалимского храма" (1858). Этими последними работами Ге остался

недоволен.

На некоторое время Ге бросает работы на исторические темы и пишет с натуры,

совершает поездку в Неаполь, где пишет массу этюдов с поразившей его своею

красотою природы. В 1860 г. он покидает Рим и переселяется во Флоренцию,

где пытается писать эскиз "Смерть Ламбертации" (1860), но вскоре бросает

эту работу, совершенно ею неудовлетворенный. Разочарование Ге в своих силах

дошло до того, что он решил бросить искусство. "Я кончил тем, - пишет он в

своих записках, - что решил лучше ничего не сказать, чем сказать ничего -

слова К.П. Брюллова. Нужно оставить искусство, и вот я оставил все"... С

детства религиозный, Ге в столь тяжелый для него момент обратился к

религии; он стал усердно читать Евангелие и в нем нашел силу, пробудившую

вновь жажду творчества.

В 1861 г. Ге начал писать "Тайную вечерю", а в 1863 г. привез ее в

Петербург и выставил на осенней выставке в Академии Художеств. "Впечатление

от "Тайной вечери" в Петербурге было, можно сказать, громовое" (В. Стасов

). За "Тайную вечерю" Ге был возведен в звание профессора, минуя звание

академика. Радостный и удовлетворенный, Ге в начале 1864 г. возвращается во

Флоренцию, пишет много эскизов на евангельские сюжеты ("Христос и Мария,

сестра Лазаря", "Братья Спасителя" и другие) и начинает новую большую

картину: "Вестники Воскресения". В это пребывание во Флоренции Ге

знакомится и сближается с Герценом и пишет в 1867 г. его портрет, самый

лучший из всех им написанных, пишет также много других портретов и много

работает с натуры.

В 1867 г. оканчивает свою картину "Вестники Воскресения" и посылает ее на

выставку Академии Художеств, но там отказывают в приеме ее, и его друзья

выставляют ее в художественном клубе, но картина никакого успеха не имеет.

Та же участь постигает и новое его произведение: "Христос в Гефсиманском

саду" как в Петербурге, так и на международной художественной выставке в

Мюнхене в 1869 г., куда Ге послал ее вместе с "Вестниками Воскресения".

В 1870 г. Ге возвращается в Петербург. Неудача с его последними картинами

на религиозные темы заставила Ге бросить на время подобные сюжеты, и он

вновь обратился к истории, на этот раз русской, ему родной и близкой. На

первой выставке передвижников в 1871 г. он выставил свою картину "Петр I

допрашивает царевича Алексея в Петергофе". Впечатление от картины было

очень сильное; она вызвала сильную полемику в газетах. Салтыков писал о

картине: "Всякий, кто видел эти две простые фигуры, должен будет сознаться,

что он был свидетелем одной из тех потрясающих драм, которые никогда не

изглаживаются из памяти". Государь заказал художнику повторение картины для

себя. Ге в это время вращался в среде писателей и ученых и написал портреты

Костомарова , Тургенева , Салтыкова, Некрасова , Пыпина , Серова ,

Антокольского , Т.П. Костомаровой. Тогда же он вылепил бюст Белинского.

В 1874 г. Ге выставил новую картину "Екатерина II у гроба Елисаветы"; она

не имела успеха. В 1875 г. он написал "Пушкина в селе Михайловском", но и

эта картина не произвела впечатления (приобретена она была Некрасовым). В

1875 г. Ге навсегда покинул Петербург и переселился в Малороссию, где купил

небольшой хутор. В его душе совершился крупный переворот: он на время

отказался совсем от искусства и занялся вопросами религии и морали. В своих

записках он пишет, что надо жить сельским трудом, что искусство не может

служить средством к жизни, что им нельзя торговать. Однако совершенно

отказаться от него Ге не может: он продолжает писать у себя в деревне

портреты соседей и родных, через четыре года начинает новую картину

"Милосердие", выставляет ее в 1880 г. в Петербурге, но она никого не

удовлетворила, и это вновь на время оторвало Ге от искусства.

В 1882 г. Ге в Москве познакомился с Л. Н. Толстым и всецело подпал под его

влияние. В 1884 г. Ге написал прекрасный портрет Л. Н. Толстого, затем

новый ряд картин на религиозные сюжеты: "Выход с Тайной вечери" (1889),

"Что есть истина?" (1890), "Иуда" (Совесть) (1891), "Синедрион" (1892) и,

наконец, "Распятие" в нескольких вариантах. В то же время он пишет портреты

Лихачевой, Костычева , свой собственный, Н.И. Петрункевича, делает рисунки

к повести Л.Н. Толстого "Чем люди живы" и лепит бюст Л.Н. Толстого. Снова

во всех газетах разгорелась полемика по поводу последних произведений Ге.

Картину "Что есть истина?" сняли с выставки; один из поклонников Ге повез

ее по Европе и в Америку, но там особого впечатления она не произвела. Та

же участь постигла "Синедрион", а в 1894 г. - и "Распятие"; последнюю

картину ходили смотреть на частной квартире, где она была помещена после ее

удаления с выставки, затем ее увезли в Лондон.

Ге был доволен тем впечатлением, которое произвели его картины, в них он

нашел себя. Он скончался на своем хуторе 1 июня 1894 г. Еще в Киеве до

поступления в академию Ге много слышал о К. Брюллове , и хотя не застал его

в Петербурге, но увидел там его знаменитую "Помпею", которую считал идеалом

художественного достижения; однако родственнее ему по натуре был П.

Деларош, оказавший на него огромное влияние как в смысле содержания его

картин, так и в техническом отношении (Ге любил писать свои картины с

восковых фигурок, как это советовал делать Деларош). Свою любовь к Брюллову

Ге сохранил до своей смерти, хотя отошел совершенно от его манеры.

В последний период своей художественной деятельности Ге искал достижения

иного идеала; художнику, по его словам, талант дан для того, чтобы будить и

открывать в человеке, что в нем есть дорогого, но что заслоняется пошлостью

жизни. Главное в картине - мысль; главное значение Ге придавал сюжету и той

религиозно-этической проблеме, которую он хотел разъяснить; форма сделалась

для него чем-то второстепенным и ненужным. Одно время, под влиянием

Толстого, он даже бросил писать красками и иллюстрировал карандашом "Отче

наш". Его дружба с Толстым осветила весь конец его жизни; они часто

переписывались, делились своими планами, Ге постоянно советовался с Толстым

относительно своих работ и всецело следовал совету последнего: "Картинами

выскажите простое, понятное и нужное людям христианство".

Взятый сам по себе, Ге представляется выпуклой и яркой художественной

личностью, в особенности в своих последних произведениях, в которых

выразилось особое, очень "русское" отношение к Евангелию как к проповеди

исключительно духовной красоты, с намеренным оттенением внешнего безобразия

как самого Христа, так и всей обстановки его жизни. Эти произведения

обладают серьезными и редкими качествами, дышат горячей искренностью и

благородной убежденностью. Та же черта благородства сказалась и в портретах

Ге - быть может, лучших русских портретах за вторую половину XIX в. Его

лица не только дышат жизненностью, но "на них лежит отражение благородной

души их автора" (Александр Бенуа ).

После Ге остались записки и масса писем, где он выясняет свое отношение к

искусству и где запечатлелись все его последовательные увлечения. Часть

этих записок была напечатана в виде отдельных статей: "Киевская первая

гимназия в сороковых годах" (сборник, изданный в пользу недостаточных

студентов университета Святого Владимира, Киев, 1895); "Встречи" ("Северный

Вестник", 1894, книга 4); "Жизнь русского художника шестидесятых годов"

("Северный Вестник", 1893, книга 3).

Из произведений Ге в Третьяковской галерее имеются: "Смерть Виргинии",

"Любовь весталки", "Разрушение иерусалимского храма", "Мария, сестра

Лазаря, встречает Иисуса Христа", "Вестники Воскресенья", "В Гефсиманском

саду", "Петр I допрашивает царевича Алексея", "Екатерина II у гроба

Елисаветы", "Выход Христа с учениками в Гефсиманский сад", "Что есть

истина", "Иуда", "Суд Синедриона", "Голгофа"; портреты: А.И. Герцена,

доктора Шифа, Н.И. Костомарова, А.П. Пыпина, А.А. Потехина , Л.Н. Толстого,

Н.И. Петрункевич и другие, а также много эскизов, этюдов, пейзажей и

рисунков углем.

В Румянцевском музее находятся: "Эскиз к Тайной вечери", "Христос в

Гефсиманском саду" и бюст В. Г. Белинского. В музее Александра III :

"Тайная вечеря", "Петр I допрашивает царевича Алексея", портреты:

Я. П. Меркулова, матери Меркулова, Н. А. Некрасова и М. Е. Салтыкова. В

Musee du Luxembourg, в Париже - "Распятие" (1894).

ИСААК ИЛЬИЧ ЛЕВИТАН

Родился Исаак Ильич Левитан в августе 1860 года в небольшом литовском

городке Кибартай. Почти нет сведений о детстве художника. Он никогда не

вспоминал о своем прошлом, а незадолго до смерти уничтожил свой архив,

письма родных и близких. В его бумагах нашли пачку писем, на которых рукой

Левитана было написано: "Сжечь, не читая". Воля умершего была исполнена. Но

воспоминания людей, близко, знавших Левитана, дают возможность восстановить

основные факты биографии художника.

Отец Левитана был мелким служащим. Поселившись с семьей в Москве, он

стремился дать сыновьям хорошее образование. Вероятно, в выборе жизненного

пути Исаака Левитана решающую роль сыграл его старший брат - художник. Он

часто брал мальчика с собой на этюды, на художественные выставки. Когда

Исааку исполнилось 13 лет, он был принят в число учеников Училища живописи,

ваяния и зодчества.

Учителями Левитана были Алексей Саврасов и Василий Поленов. "Левитану

давалось все легко, - вспоминал его товарищ, известный русский живописец

Михаил Нестеров, - тем не менее, работал он упорно, с большой выдержкой.

Как-то пришел к нам в натурный класс и написал необязательный для

пейзажистов этюд голого тела, написал совершенно по-своему, в два-три дня,

хотя на это полагался месяц. Вообще Левитан работал быстро, скоро усваивая

то, на что другие тратили немало усилий.

Его неоконченный "Симонов монастырь", взятый с противоположного берега

Москвы-реки, приняли как некое откровение. Тихий покой летнего вечера был

передан молодым собратом нашим прекрасно".

Осознанный поворот новой русской живописи к демократическому реализму,

национальности, современности обозначился в конце 50-х годов, вместе с

революционной ситуацией в стране, с общественным возмужанием разночинной

интеллигенции, с революционным просветительством Чернышевского,

Добролюбова, Салтыкова-Щедрина, с народолюбивой поэзией Некрасова. В

"Очерках гоголевского периода" (в 1856 г.) Чернышевский писал: "Если

живопись ныне находится вообще в довольно жалком положении, главною

причиною того надобно считать отчуждение этого искусства от современных

стремлений". Эта же мысль приводилась во многих статьях журнала

"Современник".

Но живопись уже начинала приобщатся к современным стремлениям - раньше

всего в Москве. Московское Училище и на десятою долю не пользовалось

привилегиями петербургской Академии художеств, зато меньше зависело от ее

укоренившихся догм, атмосфера была в нем более живая. Хотя преподаватели в

Училище в основном академисты, но академисты второстепенные и колеблющиеся,

- они не подавляли своим авторитетом так, как в Академии Ф. Бруни, столп

старой школы, в свое время соперничавший с Брюлловым картиной "Медный

змий".

Перов, вспоминая годы своего ученичества, говорил, что съезжались туда "со

всех концов великой и разноплеменной России. И откуда у нас только не было

учеников!.. Были они из далекой и холодной Сибири, из теплого Крыма и

Астрахани, из Польши, Дона, даже с Соловецких островов и Афона, а в

заключение были и из Константинополя. Боже, какая, бывало, разнообразная,

разнохарактерная толпа собиралась в стенах Училища!..".

Самобытные таланты, выкристаллизовавшиеся из этого раствора, из этой

пестрой смеси "племен, наречий, состояний", стремились наконец поведать о

том, чем они жили, что им было кровно близко. В Москве этот процесс был

начат, в Петербурге он скоро ознаменовался двумя поворотными событиями,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12