Курсовая работа: Восприятие русскими иностранцев по русским источникам 15-16 веков

Вольно или невольно «немцы» своим поведением сами время от времени провоцировали русских людей на подозрения и неприязнь. Не удивительно, что у русских людей рождались опасения в том, что оставленные в отданных «немцам» домах иконы могут подвергнуться поруганию. Олеарий писал: «Когда несколько лет тому назад немецкий купец Кароль Мелин купил у русского каменный дом, русские начисто выскребли все иконы, написанные на стенах, на штукатурке, и пыль от них унесли с собой». Из помещений, занимаемых выходцами из Западной Европы, хозяева выносили образа. А если все-таки оставляли, то после постоя «немцев» хозяева призывали священника, чтобы тот освятил образа заново. Определение «религиозная брезгливость», или враждебность к иноверцам, здесь, на мой взгляд, едва ли уместно. Негативную реакцию русских людей инициировало желание оградить от возможного поругания чтимые святыни. В период наибольшего обострения «антинемецкой» кампании, вдохновленной патриархом Никоном, заботу о защите священных предметов от поругания «еретиками»  проявили русские власти. Осенью 1652 года Эберс писал: «Ни один иностранец не должен был иметь у себя в доме образов русских святых; у кого находили их, подвергали высшему наказанию. Шведский двор подвергся самому тщательному осмотру с целью убедиться, что там не было образов. Одно изображение креста, найденное там, сорвали и унесли с собой».

Если же «немцы» оказывали должное уважение русским религиозным обычаям и даже сами им следовали (пускай лишь внешне), никакой неприязни или «брезгливости» к иноверцам - «еретикам» коренное население не проявляло. Николаас Витсен, описывая празднование пасхи (1665г.) русскими людьми, обычай обмениваться расписными яйцами и поцелуями, отмечал: «Каждый здесь так делает, и в поцелуе не откажет ни одна, какая бы не была знатная дама, хотя бы и на улице». По словам Витсена, этому приятному обычаю следовали и некоторые «немцы». «Мне тоже случилось целовать многих важных дам: и иноземных и русских девушек». Никакого протеста со стороны местного населения такое поведение «немцев» не встречало. Русские люди не отказывали выходцам из Западной Европы в традиционном пасхальном целовании, несмотря на то, что костюм явно обличал в них иноверцев. В 1676-х году русские служители «до дровосеков, водоносов и истопников включительно пришли к господину послу с поздравлениями, неся изящно расписанные яйца». Всей посольской свите русские люди также принесли такие же подарки».

Когда в свите голландского посольства, находившегося в Москве в 1665 году, скончался дворецкий Хенрик де Конинг, то на его похороны, помимо соотечественников, пришли и русские люди. «Из русских пришли истопники, дровосеки и кухонные слуги поклониться телу умершего и помолиться за упокой его души, по их обычаю просили у него прощения, жалели о его смерти, спрашивали, как это он вдруг так умер, отчего и т. д.». Оплакивая умершего и вознося молитвы за упокой его души, простые русские люди следовали сложившейся традиции, по-видимому не задумываясь, насколько уместно такое поведение по отношению к «иноверцу-еретику».

На основании всего вышеизложенного можно придти к выводу о том, что конфессиональные различия не сформировали в народной среде устойчивой неприязни к выходцам из Западной Европы, при которой сам. факт принадлежности к «немцам» являл бы собой повод для враждебности. Более того, само по себе присутствие иноземцев в русском обществе не задевало религиозных чувств русских людей в том случае, если поведение иноверцев не воспринималось как оскорбительное для почитаемых православных предметов, религиозных обычаев и обрядов. Фактор религиозной неприязни если и присутствовал, то не сформировал в среде русских горожан направленной ненависти и агрессивности по отношению к «немцам».

Сохранилось немного известий об отношении русского крестьянства к выходцам из Западной Европы. Правительство Московского государства, испытывая финансовые затруднения, в первой половине XVII века наделяло выходцев из Западной Европы поместными землями. Можно только догадываться о том, как строили отношения с русскими крестьянами помещики-«немцы». В одном лишь можно не сомневаться - выходцы из Западной Европы стремились извлечь из пожалованных им поместий максимальную прибыль. Традиционный русский образ жизни и ведения хозяйства должны были им казаться нерациональными, крестьяне недостаточно трудолюбивыми,- количество религиозных праздников, когда православные люди воздерживались от работы, избыточно большим и т. д. Подобное отношение «немцев» к православным крестьянам сохранялось и в более позднее время. Собирателем русского фольклора А. Н. Афанасьевым была описана народная сказка «О преподобном шерстне». В ней немец-управляющий заставлял крестьян работать в дни церковных праздников, за что и был наказан - ужален «преподобным шерстнем».

Трудно сказать, как складывались отношения с «немцами» русских крестьян дворцовых волостей, приписанных к заводам иностранных промышленников, но нет сомнений в том, что сам факт передачи воспринимался негативно. Вероятней всего, причина заключалась не в национальности или вероисповедании иностранца, а то, что крестьяне подвергались безжалостной эксплуатации заводчиком. В 1675 году за невыполнение обязательств перед казной у наследницы голландского заводчика фон Сведена была отобрана Иванковская волость Каширского уезда. При этом крестьяне, на протяжении семи лет платившие иноземцам оброк и выполнявшие различные повинности, били челом о конечном своем разорении[34]. Жители Кижского погоста в течение нескольких лет сопротивлялись приписке их к металлургическим заводам датского комиссара Андрея Бутенанта фон Розенбуша[35].

2.3 Взаимоотношения с иностранными купцами

Западноевропейские купцы покупали в России в большом количестве продукты морского промысла и рыболовства: моржовую кость, ворвань, акулий и тресковый жир, кожи морских животных, икру, рыбу ценных сортов - треску, палтус, семгу. Очень существенными предметами вывоза были мед и воск. За границу направлялись мачтовый лес, лиственничная губка, кап (застывший березовый сок), солодковый корень, продукты использования и переработки древесины: смола, вар, зола, поташ. Шли на экспорт также алебастр и слюда. Велась транзитная торговля персидским шелком, нефтью и ревенем.

Преимущественным правом товарообмена с иностранными купцами обладала государева казна. Она объявляла «заповедными» те товары, на которые хотела иметь монопольное право приобретения или продажи, Ими были благородные металлы, собольи меха, воск, хлеб (зерно), смола, льняное семя, икра, персидский шелк и ревень. В общем торговом обороте значительная сумма приходилась на долю царя.

Иностранные купцы и торговые компании стремились добиться от русского правительства различных привилегий и преимуществ. В 16 - первой половине 17 века их права определялись не только межгосударственными договорами, но и специальными жалованными грамотами, Впервые грамота такого рода была выдана в 1517 году датским купцам. Ряд жалованных грамот получили английская Московская компания, голландские купцы. Наиболее принятой формой торговли с иностранцами была торговля оптом. Иностранцам предписывалось иметь дело, прежде всего с казной, затем с купцами, но не непосредственно с товаропроизводителями и потребителями. При торговле оптом расчет производился не наличными деньгами, а товаром. Поэтому внешняя торговля носила преимущественно меновый характер. Об известной примитивности торговли с иностранцами свидетельствует ее ярмарочный характер. Русские купцы выезжали в страны Западной Европы в редких случаях. Как правило, они не ездили дальше Прибалтики и Скандинавии. Поэтому активность торговли в большой степени зависела от инициативы иностранных купцов и компаний.

Баланс торговли западных стран с Россией на Балтике и Белом море был пассивным, т.е. стоимость экспорта из России на Запад превышала стоимость импорта в Россию с Запада. Поэтому наряду с товарами западные купцы ввозили и деньги. В торговле с западноевропейскими купцами участвовали торговые люди многих русских городов и уездов, В одних торговля велась непосредственно, в других скупщики приобретали товар для последующей его продажи иностранным купцам в таких крупных центрах международной торговли, как, например, Архангельск или Новгород.

2.4 Взгляд иностранцев на русских воинов

Главное учреждение, которое ведало (до второй половины XVI века) дела, относившиеся к войску, был Разряд, или Разрядный приказ. Здесь хранились списки всех служивых людей; в эти списки вносились имена всех дворян или детей боярских, достигших определенного возраста. О сборе служивых людей имеется известие от конца XVI века. Начальники четвертей в случае войны посылали повестки к областным правителям и дьякам, чтобы все дети боярские к известному дню собирались на какую-то границу, туда-то.

Там отбирали их имена писцы, назначенные Разрядом. Не явившиеся в срок, подвергались штрафу и строгому наказанию. Гербейштейн говорит, что на это время прерывался обычный ход замещения очередных должностей, и все служивые люди должны были идти в поход. Служивым людям редко дается покой, говорит тот же иностранец.

О числе войска имеем различные показания. Те из иностранных писателей, которые не были сами в России, сообщают огромные цифры. Кампезне, перечисляя княжества, составлявшие собственное московское государство говорит, что в одном московском княжестве считается до 30000 бояр и дворян, служивших всадниками и всегда готовых к войне. Так как приведенные показания заимствованы прямо или непосредственно из рассказов русских, то эти, без сомнения, преувеличенные цифры легко объясняются понятным желанием рассказчиков выставить в выгодном свете военные силы своего отчества.

В первой половине XVII века конница по-прежнему преобладала в московском войске, а во второй половине то же века, по показанию Мейерберга и Рейтенфильса пехота превышала численностью конницу и составляла лучшую часть русского войска.

В Москве караулы держали стрельцы. Кроме них, Невиль упоминает об отряде, который составлялся из московских горожан и в мирное время употреблялся для той же цели. Стрельцы имели характер пешего войска, остальная пехота собиралась только в военное время.

У Мейерберга находим неопределенные известия о солдатах: он говорит, что в случае нужды царь мог собрать какое угодно число пеших ратников, которые сбегаются на звук барабана в надежде поживиться во время похода богатою добычей; в отличие от стрельцов, их называют солдатами; они распределяются на полки, под командой иностранных офицеров. На хорошее жалование привлекало иностранцев на русскую службу, и в XVII веке число иностранных офицеров в русском войске увеличивалось в значительной степени.

Рейтанские и солдатские полки набирались из охочих людей, без поместных или мало поместных дворян, из детей боярских, а также из крестьян по всему государству. Ими командовали преимущественно иностранцы.

Рейтенфиль с уверяет, что эти полки могли равняться с лучшими войсками Европы Петрей оставил описание осмотра, который производился собравшимися соратниками перед выступлением в поход: воеводы собираются вместе и садятся в избе у окон или в шатрах и вызывают к себе один полк за другим. При них стоит дьяк со списком в руках, по которому он вызывает по имени каждого ратника; ратник должен выступить вперед и показаться воеводам. Если какого - то ратника не оказалось на месте, дьяк ставил в списке против его имени отметку для дальнейших распоряжений. Неявка не службу преследовалась строго. Смотр повторялся и во время похода каждую неделю Михалон говорит, что московитяне каждую весну получают из нагайской орды по несколько тысяч лошадей годных для войны, платя за это одеждой и другими дешевыми вещами. Седла делались так, что всадники без затруднения могли поворачиваться на них и стрелять во все стороны. Шпоры были у немногих, большая часть употребляли нагайки, которые вешали на мизинце правой руки; поводья и узы были двойные, с отверстием в конце, которые они надевали на палец правой руки, чтобы можно было, не выпуская его, пользоваться луком. Одежда и их телесное убранство были у всех одинаковы; кафтаны они носили длинные, без складок, с очень узкими рукавами, почти на венгерский лад; сапоги они носили красные и очень короткие, так что они не доходили до колен, а подошвы были подбиты у них железными гвоздиками. Рубашки почти у всех были разукрашены у шеи разными цветами; застегивают их либо ожерельем, либо серебряными цветами, к которым для украшения добавляют жемчуг. Они подпоясываются не по животу, а по бедрам, и даже опускают пояс до паха, чтобы живот выдавался больше.

Гербейштен говорит, что великий князь Василий имеет литейщиков из немцев и итальянцев, которые, кроме пушек, льют железные ядра, подобные тем, какие употребляются на Западе, но что русские не умеют употреблять пушки в сражении, потому что главное у них – быстрота движений. Но в конце XVI века Гваньини уже говорит, что русские в его времена очень часто и очень искусно действовали пушками, выучившись этому у каких- то беглых итальянцев, немцев и литовцев. Полагают, говорит Флетчер, что ни один из христианских государей не имеет такого хорошего запаса военных снарядов, как русский царь, чему отчасти может служить доказательством оружейная палата в Москве[36].

Относительно продовольствия войска во время похода Флетчер говорит, что царь никому ничего не отпускает, кроме иногда некоторого количества хлеба, и то на деньги служивых же людей; поэтому каждый, идя в поход, должен иметь при себе провианта на четыре месяца, а в случае недостатка может приказать перевести его к себе в лагерь из своего имения. Русскому войску, прибавляет тот же иностранец, много помогает то, что каждый русский в отношении жилища и пищи с детства готовится быть воином.

Иностранцы с удивлением говорят о терпении и неприхотливости простого московского ратника во время лагерной жизни. Довольствовались очень скудными средствами, имея лук и чеснок, московский ратник легко обходился без остальных приправ. Пришедший в местность, где этого нет, этот житель снегов, этот темный и пренебрегаемый сармат, по выражению Климента, разводит себе небольшой огонь, наливает воды в горшок, кладет туда ложку муки или крупы, добавляет соли и, сварив, довольствуется этим наравне с прислугой; последняя, впрочем, когда господин в нужде, голодает дня по два и по три. Нередко месяца по два терпят такую нужду всадник и лошадь и, однако же, сохраняет прежнюю силу и бодрость.

Гербейштейн говорит в своих записках: «Пожалуй, кое-кому покажется удивительным, что они содержат себя и своих людей на столь скудное жалование и при том столь долгое время. Поэтому стоит сказать об их бережливости и воздержанности».

Петрей описывает порядок наступления московских полков из лагеря, из чего можно отчасти видеть их ратный строй, каким был он в начале XVII века: за передовыми полком идет большой, со множеством трубачей и литаврщиков, которые бьют в литавры и трубят в трубы.

Эта музыка наводила тоску на иностранцев; по словам Корба, она скорее могла навеять уныние, нежели возбудить воинственное одушевление.

«Если бы русский ратник, говорит Флетчер, с такою же твердостью исполнял те или другие предприятия, с какой он переносит нужду и труд, им столько же был приспособлен и навычен к войне, сколько равнодушен к своему помещению и к пище, то далеко превзошел бы наших солдат, тогда как теперь много уступает им в храбрости и в самом исполнении военных обязанностей».

Такой нелестный переход делает иностранец от удивления перед суровостью и терпением, которым московский ратник переносил неудобство и лишения всякого рода, к его военному. Контарини замечает, что у московского государя довольно разных людей, большею частью они никуда не годны. Некоторые иностранцы удивляются физической силе московских ратников; Гванини советует осторожно схватываться с ними в сражении, чтоб не попасть к ним в руки, из которых, благодаря их необыкновенно крепким мускулам, трудно вырваться. Московитянин, говорит Гванини, один без всякого оружия смело выходит на дикого медведя и, схватив его за уши, таскает до тех пор, пока тот в изнеможении не повалится на землю.

Михалон говорит, что московитяне превосходят литовцев деятельностью и храбростью; у них не было так же недостатка в преданности к своему делу в особенности к самопожертвованию.

По сознанию самих иностранцев московское государство, благодаря своей артиллерии, какая бы она не была, стояла в военном отношении гораздо выше восточных своих соседей.

Вот как описывает военную тактику русских Гербершейн: «При первом столкновении они нападают на врага весьма храбро, но долго не выдерживают, как бы придерживаясь правила «бегите или побежим мы». Города они редко захватывают штурмом и после сильного натиска; у них более в обычае принуждать людей к сдаче продолжительной осадой, голодом или изменой.

Готовясь вступить в сражение, они возлагают более надежды на численность, на то, сколь большим войском они нападут на врага (а не на силу воинов и на возможно лучшее построение войска); они удачнее сражаются в дальнем бою, чем в ближнем, а потому стараются обойти врага и напасть на него с тыла».

В мирное время жалование служивым людям выдавалось в Москве и в областных городах, по свидетельству Петрея в два срока: на пасху и на Михайлов день.

Заключение

Если бы не Китай, то не было бы «русских рубах» с расшитым воротом, расписных лаковых шкатулок «Палех» и маниакальной любви русских к чаю. Без татар не было бы системы русской государственности, «русских шапок», крепких ругательств, сапог, ямщиков, кнута, «русской тройки» и многого другого. Без нежной привязанности русского царя о к голландской керамике не было бы веселой бело-синей «гжели», а без Японии не было бы знаменитых «русских матрешек». Без Ближнего Востока в России не имелось бы «русского самовара». Форма православного христианства, письменность, культовая архитектура, оригинальная живопись и двуглавый орел в качестве герба пришли в Россию из Византийского Запада. А вся современная цивилизация России - материальная, технологическая, правовая и некоторые элементы духовной культуры - развивались в тесном контакте (во многом и под влиянием) западноевропейской культуры.

Все эти примеры открытости к чужим культурам говорят не только о толерантности, сколько о гибкости, деловом практицизме и переимчивости русских, которые умели быстро схватывать на лету и преобразовывать себе во благо все, что может принести практическую пользу. Под влиянием контактов с иностранцами обогатилась русская материальная культура, и философия, и язык. Если быть точным, во всем этом сказались смекалка, практичность и жесткий материальный расчет.

Русские всегда были открыты пришельцам, состав которых исторически менялся. «Немец» буквально по-русски - это «немой человек», не способный ничего выразить или быть понятым. «Немцами» могли тогда называть и поляков, и голландцев, и французов, и все они чувствовали себя в России тогда неплохо. Ганноверские аристократы, недоучившиеся бурши, ремесленники, профессора и разорившиеся купцы добирались до Петербурга, чтобы «поправить дела», а затем вернуться на родину или остаться в этой дикой, но богатой стране. 200 лет тому назад Германия, например, была раздроблена и перенаселена, а в России - огромные пространства, богатство и расточительность аристократов, покорность и радушие народа. Это помогало укорениться любому чужеземцу. Как для всех «немцев» (иностранцев) русские были дикими варварами, жившими по непонятным законам, так и для русских они сами были полусказочными персонажами, к которым проявлялось сложное отношение: и любопытство, и неприязнь. Немцы редко смешивались с русскими, селились в отдельной «слободе» - например, на Кукуе в Москве.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6